Порогин. Как ты меня унижаешь…
Вера. Я унижаю? Ты унижаешься! Сам, если хочешь знать!.. Всю жизнь клал глаза на уродок… Как мне доносят, на кафедру новенькую взял, прихожу – обязательно с дефектом!.. Поглядишь, Митя, на твой вкус невооруженным глазом, и ужас берет: у одной во все лицо рот, а во рту зубов сто штук – акула, не женщина! У другой рот, как рот, но зато лицо прямо из попки растет и на попку похоже! У третьей…
Порогин. Вера!
Вера. Что Вера? Что Вера? Не до такой же степени неразборчивым, Митя?!
Порогин. Я не Митя! Прекрати идиотской кошачьей кличкой – я не Митя!
Вера. Ну, правда же, Елизар, ну, правда же!
Порогин. Не было никакой Ларисы Юсуповны! Того, что ты думаешь… Хочешь знать – все было раньше и не так, как способна вообразить!.. Да и неспособна, и не вообразить, и ни к чему это, ни к чему!..
Вера. Погоди, Митя… Как ни к чему, Елизар…
Порогин. Вера, Вера, оставь… Вера, это было в другой жизни. Там, на войне, и не надо, прошу…
Вера. А?..
Порогин. Ты ведь ничего не понимаешь!.. Того, что ты думаешь… Ничего не было, Вера! Даже помыслом не оскверняй, прошу! Не было этого, не было!.. Могло быть и не было!.. Потому что… любовь, Вера, обстоятельства… а главное – высота души такая…
Вера. Господи… Господи…
Порогин. Как объяснить – не объяснить… Все там было другое: смерть, жизнь, надежда, смерть, жизнь… Другая реальность… Слова имели точный смысл… Не было тела, быта, лжи, фальши… По крайней мере – для меня… Нет, Вера, для многих!.. Всем хотелось жить, очень жить… Жить высоко… Да, знаю, надоел тебе этим словом, но высокое это – единственное то, ради чего стоит жить… И единственной женщиной в моей жизни, в которой было… В ней это было, Вера – чистая, добрая, настоящая…
Вера. А потом?
Порогин. Что потом?
Вера. После войны? С высокой? Изменял?
Порогин. Пошлость, Вера…
Вера. Ну, Митя, ты специалист… А я же, а я же… Господи, я же ничего не чувствовала… Жила и уверена была, что он святой, я святая, – а он, оказывается, в это время…
Порогин. Погибла, Вера! Нет ее, нет!..Мы ничего не успели. Погибла. Понимаешь? Я ничего не успел. (Молчат.) Успел только понять: моя женщина. Мое призвание. Моя любовь.
Тишина.
Вера. Митя, судишь, а сам… Сам-то молчал столько лет…
Порогин. Не умел рассказать. Было только одно мгновение, которое… можно почувствовать… потом помнить… Я бы и слов не нашел… Вроде, и не было ничего – а все было.
Молчат.
Вера. Что было?
Порогин. Ничего не было.
Вера. А помнишь чего? (Он молчит.) Что-то же помнишь?
Порогин. Помню. Прикосновение. (Молчит. Глаза закрыты.) Контузия… Госпиталь…Пробуждаюсь от прикосновения… Простого, понятного прикосновения руки… Как оживляет… Трудно открыть глаза… Но очень хочется их открыть… Наконец, сквозь туман – прекрасное лицо… До сих пор не могу его объяснить… О женщине с таким лицом я как будто читал где-то… Или мечтал… Оно могло сниться… Одухотворенное… Да, одухотворенное… (Открывает глаза.) Помню невероятное чувство счастья…
Вера. Счастья, говоришь?
Порогин (открывает глаза). Что?..
Вера. У тебя было счастье? Там? В то самое время, когда мы с Илюшечкой тут?..
Порогин. Вера, послушай…
Вера. Да, Господи, да что же это такое? Мы тут, живые едва, бредили тобой, тосковали, а ты там был счастлив?.. В голоде, в холоде, один свет у нас был: папа вернется, папа спасет, а папа…
Порогин. Не надо бы Илюшечку сюда, Вера, не надо бы…
Вера. …А папа солдат? Маленький мой спрашивал, спрашивал: а папа сильный? А умный? А настоящий он, папа? А врагов он побьет? А скоро побьет?..
