Чуть поколебавшись, Павлова повиновалась воле деда. Когда люди говорят так спокойно и в повелительном наклонении, создаётся ощущение, что они имеют полное право так говорить, и этим словам стоит подчиняться, однако не всегда все так на самом деле. Порой в них говорит не уверенности в правоте или знание, а раздутое самомнение. Впрочем, в этой просьбе Маша не усмотрела ничего дурного, пока не начала расчёсывать деду седые жёсткие волосы.
Иногда казалось, что гребень только мешает, приходилось пальцами распутывать колтуны. Когда же работа была закончена дед снова повелел:
– Благодарю тебя. Но это лишь часть дела. Теперь собери каждый упавший волос, иди к яблоне и закопай их по одному вокруг неё в ее корнях. Рой землю голыми руками, пот со лба не вытирай, пусть капает на землю и поливает ее. После закопай и гребень. А как закончишь, встряхни руки один раз, грязь вся с них и слетит. Затем смотри, что будет. Коль увидишь чудо, бери то, что увидишь, и возвращайся. Будет и тебе награда.
Павлова снова согласилась. Собирая белые волосы с тёмной земли, она размышляла, отчего же согласилась? Потому что сон или потому что обещана неведомая награда? Когда рыла землю, ломая ногти, и закапывала волосы, жалела, что согласилась. Вместо слез, капал пот с ее лба, только было уже жаль бросать задуманное. Могла ли она все же отказаться от просьб деда? Насколько это было бы правильно, в соответствии с обстоятельствами и ее желаниями, или ей все же доставляло некое удовольствие эта сказочная игра?
Так в мысленном разладе и прошли ее труды, а как закопан был гребень и окончена работа, вышли и все мысли, остались лишь усталость в теле и удовлетворение от сделанного.
Маша стряхнула руки, мелкие комочки грязи полетели в сторону сухой яблони, облепили ее ветки, вдруг превращаясь в зелёные листья и розовые цветки. Она ахнула, застыв перед яблоней в удивлении. А дерево не застыло, из цветков завязались яблоки, они быстро зрели и краснели, пока буквально за минуту не развесили по всему дереву свои спелые бока.
«– Да, ради такого чуда можно было и землю рыть голыми руками», – подумала Павлова, срывая яблоко с ближайшей ветки.
Этот чудо-плод она отнесла деду. Тот откусил кусок и отдал Маше яблоко обратно, попросив ее откушенной частью провести по рукавам своей же рубахи в области запястий, что она и сделала. И произошло новое чудо. Яблочный сок не пачкал одежду, а обогащал ее геометрическим орнаментом из красных и золотых нитей.
Пока Павлова дивилась происходящему, она пропустила как дед сбросил свою старость и простые одежды и превратился в статного мужчину лет пятидесяти в белой рубахе, широких штанах, заправленных в красные кожаные сапоги, в красном плаще, расшитом по краям золотыми нитями, скреплённый у плеча золотой брошью, а из-под плаща виднелся пояс с золотыми бляхами и резная рукоять стального меча. Волосы его потемнели, простой обод превратился в золотой. И шея мужчины была обвешана каменными бусами да цепями из драгоценных металлов, а на руках красовалось несколько перстней с огромными камнями.
Ветхая изба выросла до двухэтажного терема с резными наличниками и фасадом.
– Теперь тебе точно пора, – заключил мужчина, глазами улыбаясь Маше.
– Как вас зовут? – замешкалась Павлова.
Бывший дед неодобрительно покачал головой, шумно выдохнул, да так сильно, что порыв ветра отодвинул Марию прямо ко входу в сад. Но ветер сжалился над ней и шепнул ей на прощание имя божества, с которым она повстречалась – Перун.
