– Он? – не поняла Павлова, только тело что-то как вспомнило, лопатки устремились друг к другу, одаривая весь стан напряжением, руки прижались вдоль боков, а ноги как в землю вросли.
– Говорю же, рано пришла. Не готова ещё.
Только и уйти уже Маша не могла, стоя как вкопанная. И если бы не пришлось ей выдерживать неимоверное напряжение, сковавшее тело, то впору было не на шутку испугаться или хотя бы проснуться.
– Ладно, – как сжалился над ней дед. – Иди в дом, – он махнул рукой и Марию отпустило. – Вынеси оттуда гребень. Да расчеши меня.
Маша шумно выдохнула от облегчения.
– Там темно. Просто зайди. Протяни руку вперед и скажи слово «гребень», тот в руке и появится.
Маша снова напряглась. В фильмах в такие моменты начинает играть тревожная музыка. А в чёрных комедиях поставили бы звук раскрывающейся пружины «пиум». Видно лицо ее тоже театрально перекосило как в подобных комедиях.
– Иди, иди, – там пока лишь пустота. – Бояться стоило ещё до входа на поляну или завидев меня стариком или старую яблоню. А ты как-то пугаешься на середине пути, когда уже нового ничего не происходит, да и страшного чего-то не случилось.
– А может? – насторожилась Маша.
– Все может быть, да только не сейчас. Иди и убедись сама. Зря что ли дошла?
Мария опять смущенно улыбнулась и зашла в избу.
В гештальте это бы назвали дефлексией, то есть защитным механизмом психики, когда вместо одного чувства, в данном случае страха, человек расходует энергию на какое-то иное действие, и так рассеивает импульс. В этот момент Маша подменяла свой страх улыбкой, который на самом деле никуда не исчезал, а таился в теле, напрягая ее мышцы, так что открывала она дверь без благодушного расслабления и не под ощущением интереса от предстоящего приключения, при этом не осознавая в полной мере своего состояния. Она ж типа улыбалась, что в принципе не соответствовало ситуации.
В доме был полный мрак. Когда дверь захлопнулась за Павловой, та вздрогнула и побоялась попятиться назад, настолько у нее в этот момент сбились все ориентиры в пространстве. Пришлось сделать вдох и длинный выдох. Ощутить пол под ногами, вспомнить, что ещё шаг назад она была на свету, а не в темном помещении, а значит выход рядом.
Вытягивать руку вперёд совершенно не хотелось, так как в голове мелькали страшилки от возможности пощупать так огромных пауков или змей, а то и призраков, в лучшем случае сломать ногти о ближайшую стену. Сложно было утихомирить фантазию и объяснить, что вряд ли дед из сна отправил ее в террариум, и вообще всегда можно по-быстрому проснуться.
Медленно-медленно она все же вытянула руку вперёд и сказала «гребень». Ее ладонь отяжелела под ощущениями чего-то холодного. С одной стороны, гладкого, с другой, заострённого на краях множественных зубцов.
Маша прижала пальцами гребень к ладони, чтоб не потерять его, повернулась, как ей показалось на сто восемьдесят градусов, нащупала чуть правее дверь, все же разворот ее был не точен, и вышла на свет, жмурясь от солнца и прикрывая рукой глаза.
– Не отгораживайся от солнца рукой, не гони его из своей жизни, лучше поклонись ему, пока глаза не привыкли к свету.
– Хорошо, – согласилась Павлова и поймала себя на мысли, что сейчас она, как и ее клиентка Даша, со всем беспрекословно соглашается, а ещё на девочку пеняла.
– Расчеши гребнем мои волосы и бороду. Да поосторожнее, они много веков не чесанные.
