Кто знает, как долго стояли бы еще евреи у афишной тумбы и обсуждали свои насущные проблемы, не появись на площади подвыпивший патруль местных самоохранщиков во главе со здоровенным Арнольдом Цукурсом, бывшим работником скотобойни. Поговаривали, что каждый раз, забивая очередную жертву на скотобойне, Арнольд в обязательном порядке выпивал кружку свежей, еще теплой крови, отчего имел всегда красную рожу и был здоров, как бык. Если кто и мог поспорить с ним в силе, так только, пожалуй, Мотл-кузнец. Ходили слухи, что однажды они на спор померялись силой на руках и Мотл уложил Арнольда, но, когда у них об этом спрашивали, ни один, ни другой слухов этих не подтверждали.
Завидя самоохранщиков, люди поспешили разойтись по домам, дабы не злить и без того агрессивно настроенных новоиспеченных блюстителей нового порядка, призванных защитить отчизну от жидов и коммунистов.
Был на площади и Иосиф. Вернувшись домой, он долго ходил взад-вперед по двору, опустив голову и размышляя о чем-то своем. Затем, забравшись на лестницу, снял вывеску над входом в мастерскую и спрятал ее до лучших времен в сарае. Большой амбарный замок на дверях и отсутствие вывески красноречиво возвещали о том, что прекратила свое существование «Сапожная мастерская Розина», одна из лучших во всей округе.
– Бенька, иди сюда, майн кинд> [41], – поманил к себе сына Иосиф и, когда Бенька подбежал, потрепал его по курчавой голове. – Возьми Яшку и сбегайте к Саньке. Передай от меня Федору: пусть зайдет вечером. И сразу домой, слышишь?
– Да, папа, мы быстро, – выскакивая с Яшкой за калитку, крикнул Бенька, и оба помчались вниз по улице, в сторону Санькиного дома.
Федор пришел, когда стемнело. Постучал тихонько в окно и, когда Иосиф, отодвинув щеколду, распахнул перед ним калитку, прежде чем шагнуть внутрь двора, внимательно посмотрел в оба конца пустынной улицы.
– Здорово, Иосиф, звал?
– Заходи, Федя, разговор есть, – пожал протянутую руку Иосиф. – Тут дело такое. Приказ вывесили на площади. Слыхал небось уже?
– Сам не читал, но от людей слышал. Только об этом все и говорят…
– Ну все, что там написано, я тебе перечислять не буду, но есть там один пункт, с которым я никак не согласен, – Иосиф на минуту замолчал, сглотнул подступивший вдруг к горлу ком и, справившись с волнением, выпалил: – Короче, давай, Федор, забирай Темку. Если спросят, скажешь: купил у меня пару дней назад, мол, еще до приказа. Да и мне спокойней знать, что он в хороших руках.
– Да ты чего, Иосиф? – опешил Федор. – Как же я могу… А что Ривка, дети что скажут? Может, обойдется еще?
– Обойдется – так заберу назад, ну а нет – так тому и бывать. А насчет моих не волнуйся, я им все объяснил. Сказал, так надо. Расстроились, конечно, сидят плачут по углам, но ничего не поделаешь. Чем кому-то достанется, лучше пусть тебе служит.
– Не могу я так, – выставив перед собой руки, запротестовал Федор. – Ну как это так – забирай? Давай тогда уж действительно куплю. Ну хоть что-то возьми…
– Понимаешь, Федор, – промокнув глаза рукавом пиджака, грустно улыбнулся Иосиф, – ну как я могу его тебе продать, если он нам как родной? Мы своих не продаем. Бери за так. Будь только с ним поласковей.
– Не по-людски как-то… – все не унимался Федор. – Я б тебе сала свежего занес. Только-только порося закололи, но вам же свинину нельзя…
– Нет, Федор. Спасибо, конечно, что предложил, но пока не голодаем. И спасибо, что зашел, не отказал. Время сам видишь, какое, люди сторонятся…
