Богдан аккуратными, частыми касаниями принялся прокладывать дорожку из поцелуев по щеке жены, постепенно подбираясь к губам.
— Любимая, ты, наверное, просто забыла, кто такой Богдан Махров! Я же до встречи с тобой был главным бабником страны!
Ада фыркнула.
— Не льсти себе! Бабником и кобелём ты, конечно, был, но до масштабов страны вряд ли дотянул!
Богдан, запрокинув голову, искренне и весело захохотал. Он так смеялся, что на его глазах выступили слёзы. Антошка, отвлекшись от своего занятия, с удивлением уставился на отца.
— Тебе весело? – спросил малыш, а потом внезапно нахмурился. — Почему ты плачешь? Тебя мама обидела?
— Нет, что ты, сынок! Я не плачу. Это не слёзы… – пояснил Махров, вытирая выступившую на глазах влагу. — Я просто радуюсь, потому что я счастлив.
— А йазве от счастья плачут? – растерянно поинтересовался Антошка и внезапно скривившись, заревел в голос.
Осторожно отстранив от себя жену, Богдан бросился к сыну и, схватив его в охапку, прижал к своей груди.
— Ты что? – обеспокоенно спросил он кроху. — Я тебя испугал?
Но малыш, так ничего и не ответив, продолжил размазывать ладошками по лицу горькие слёзы. Подскочившая к ним Ада аккуратно забрала сына у супруга и принялась утешать его.
— Ну, мой сладкий… Ну, мой хороший… Зачем эти слёзки? Зачем эта водичка? Папа просто громко смеялся, потому что ему было весело… А от смеха у взрослых иногда бывают слёзки. Всё хорошо, моё счастье!
Вздрагивая всем телом, Антошка исподлобья посмотрел на растерявшегося отца.
— Нет! Папа сердился и плакал, – прошептал он и снова скривился. — Я люблю папу… и тебя, мамочка, люблю… очень.
Опомнившийся наконец Даня, осторожно подойдя к ним, обнял жену и сына.
— Антошка, родной! И я вас люблю… – Богдан расцеловал их в щёки. — И мамочка нас любит… Я совсем не сердился.
Ада с готовностью подтвердила.
— Папа просто так громко смеялся.
— Мужчины от смеха не плачут, – протестуя, всхлипнул малыш.
— Кто тебе такое сказал? – удивился Даня. — Мужчины тоже могут плакать… по разным причинам: и когда им хорошо, и когда им плохо.
— Бабуля так сказала, – прошептал он, перебираясь на руки к отцу. — А ещё она сказала, что ты дуйяк и мама бйосит тебя. Йазведётся с тобой.
Богдан и Ада застыли на месте, но, сообразив, что ребёнок ждёт от него ответа, Даня пояснил:
— Ты что-то не так понял, сынок… Это глупости! Мама же – вот она! И любит и меня, и тебя. А вообще, тебя даже больше, чем меня. Ведь так, мама?
Не менее удивлённая Ада тут же кивнула и с непониманием уставилась на мужа.
— Что за новости? Нужно срочно поговорить с Элеонорой Станиславовной. Во-первых, зачем маленькому ребёнку говорить всякую ерунду? Во-вторых, о чём это она? Откуда эти выводы?
Но Богдан, сосредоточившись на ребёнке, тему развивать не стал. Как-то помрачнев, лишь бросил свой жёсткий взгляд на Аду.
— Антошка, бабушка что-то путает… У нас всё с мамой хорошо… – И, не обращая внимания на возмущённое ворчание жены, он принялся шептать что-то ребёнку на ушко, поглаживая его по спинке.
Кое-как уговорив кроху вернуться к прерванному занятию, он, наконец, обернулся к Аде, у которой к этому времени эмоции превратились в шаровую молнию.
— Ну что ты завелась? – Богдан обнял жену, подойдя к ней сзади. — Я…
Но Ада не дала ему сказать, резко развернувшись, взглянула мужу прямо в глаза.
— Что происходит? Мне пора начинать волноваться? – спросила она, явно внутри продолжая бурлить и кипеть. — Я же не… – Она кивнула в сторону сына, не произнося его имени, чтобы ненароком не отвлечь, вроде, уже успокоившегося ребёнка, — что ты можешь мне просто так пудрить мозги?
