А она была ничего - страница 15

Ну дебил. Говорю же. Вот как ребенок, ей-богу.

– Ты как, Ник? Из твоих кто был на премьере? – я незаметно дернул нижней челюстью, чтобы выровнять давление в ухе.

– Я? Супер. Да мама, бабушка, папа пришли, сестренка и Егор. Как же без него. А у тебя?

– Так, были мои мама, бабушка, родители Светы и ее младший брат, – перечислил я, загибая пальцы.

– Понравился им спектакль? Света поздравила с премьерой?

– Конечно! Она позвонила одна из первых. Все просто в восторге. Но я, к сожалению, так и не успел ни с кем поговорить лично. После премьеры нас Борода с оркестрантами сразу усадил разбором полетов заниматься, «пока гог'ячо». Так что я всех отправил по домам и попросил не ждать меня. Видел только свою маму и маму Светы на сцене на несколько секунд, когда они мне цветы вручали. А твоим как?

– Ой, да-да-да, им тоже все очень понравилось. Вот про цветы – это ты хорошо вспомнил. Я просто сгораю от любопытства! Расскажи уже мне, что это за девушка, которая тебе такой огромный букет передала через билетерш, м? Они мне сказали, что она была одна и выглядела прям очень-очень. Такие подарки не дарят просто зрители. Кто она? – игриво поинтересовалась Ника и в очередной раз прищурила глаза.

– Понятия не имею. Цветы как цветы. Там не было записки. Наверно, просто постеснялась на сцене подарить или не успела во время поклона вручить, а билетершам лишь бы новый инфоповод на пустом месте создать и слухи распустить. Ведь знают же прекрасно, что мое сердце занято. Твой-то суженый где? – поспешил перевести тему я.

– А у него пару часов назад отец прилетел. Из Лондона, – важно подчеркнула Вероника. – Закрыл там какую-то очередную жутко прибыльную сделку. Попросил Егора после спектакля ненадолго подъехать, чтобы обсудить дела, а то они давно не виделись. Но он уже написал, что едет из ресторана домой и скоро будет. Тебе, кстати, передали новый журнал с его рассказом? Читал?

– Да, конечно, получил и прочитал. Очень понравился. Интересно… И необычно… Ну, как всегда, на высоте. Браво!

Видимо, из-за опьянения я слишком расстарался, отчего соврал, как мне показалось, крайне неубедительно, и Ника это заметила. На самом деле, собственно, как и в предыдущие разы, я лишь мельком пробежался между строк, ибо вчитываться в рассказы Егора Антакольского я не очень-то хотел. Он стал передавать мне свои опусы сразу же после нашего знакомства. Я тогда был вусмерть пьян, а в таком состоянии мне свойственна особо зашкаливающая эмпатия, поэтому в четыре часа утра я искренне выслушал все его размышлизмы, что, по всей видимости, являлось пропуском в клуб любителей его творчества.

Но, к сожалению, мне не почудилось, и в отношении данной ситуации с Никой я оказался прав – Сыдкаева все поняла, пустовато поддакнула, улыбнулась уголками губ, и между нами повисла неловкая пауза. Хотя я уверен, она лучше всех понимала, что Егору было абсолютно нечего сказать этому миру и писательство – это его амплуа скорее от безделья.

Когда они начали встречаться, то уже спустя месяц скоропостижно обручились и стали жить вместе в одной из многочисленных квартир четы Антакольских. Однако даже самые заядлые сплетницы-костюмерши не особо смаковали этот новый амурный поворот в нашем театре, который подобные новости обычно знатно будоражили и долго лихорадили. А все потому, что в данном случае в этом событии не было абсолютно ничего удивительного. Молодожены были юны и симпатичны. Егор – сам себе на уме, из очень состоятельной семьи, а Вероника – крайне прагматичная девушка, смотрящая прежде всего на перспективу. Познакомились они благодаря тому, что папа жениха – заядлый любитель театра вообще и один из попечителей непосредственно нашего. Будучи безмерно любящим отцом, он всячески потворствовал начинаниям и самореализации своего чада. Поэтому нерадивому и уже двадцатидевятилетнему писателю с самомнением, обратно пропорциональным его заслугам, Петр Дмитриевич лично предложил заняться адаптацией его собственной идеи «Ее мелодии» в сценарном плане. То есть, по сути, от Антакольского требовалось просто переложить всю пьесу, которую придумал мой крестный, на бумагу. До этого Егор выдавал в год, как из брандспойта, нескончаемый поток рассказов с легким флером пикантных фантазий и публиковал их в провинциальных литературных журналах за деньги. Столичные же издания отказывались печатать его бредни даже за тройной оклад. Поэтому, когда ему предложили работу