Я бы и рад думать, что приехал Георгий Сергеевич ради встречи кого-то более именитого, но, судя по требовательному взгляду, он по обыкновению наплевал на мой вчерашний разговор с матерью и решил лично препроводить меня в родительское гнездо.
Заметив, что я смотрю поверх ее головы, Ярослава встревоженно озирается. Ей действительно не позавидуешь. Через каких-то пару секунд ей придется познакомиться с моим отцом.
Я поднимаю руку, давай понять, что его заметил, и быстро иду к ней. Нужно предупредить, чтобы не сильно удивлялась.
— Здесь мой отец. Решил устроить сюрприз, — успеваю шепнуть я до того, как он и его депутатская свита приблизятся, и говорю уже громче, с иронией. — Здравствуйте, Георгий Сергеевич. Какая неожиданная встреча. Вы здесь по делам семейным или государственной важности?
Отец недовольно кривит лицо, давая понять, что не приветствует мои остроты и, молча пожав протянутую руку, поворачивается к Ярославе.
— Это моя подруга из Иркутска… — представляю ее я и невольно обрываюсь, когда замечаю ее стремительно бледнеющее лицо. Я далеко не физиономист, но то, что я на нем вижу, уж слишком напоминает самый настоящий ужас.
— С тобой все нормально? Или душно? — называю первую пришедшую в голову причину такой реакции. — Это мой отец, Георгий Сергеевич. Решил устроить сюрприз и встретить меня без предупреждения.
Ярослава кивает и еле слышно выдавливает из себя «здравствуйте». Она все еще выглядит потерянной, но, покрайней мере, уже не белой, как полотно.
Отец смеривает ее оценивающим взглядом с ног до головы и, ничего не ответив на приветствие, кивает на раздвижные двери выхода.
— Пойдем. Если планы есть — отмени. Мама ужин приготовила.
Казалось бы, три недели — достаточный срок, чтобы отдохнуть душой и не реагировать на его замашки самодержца так остро. Но нет же: под кожей гуляет тот же зуд, что в тот день, когда я покидал родные пенаты. У отца есть потрясающее свойство вызывать во мне неконтролируемую злость и бессилие. Он прекрасно знает, что я не сцеплюсь с ним посреди зала аэропорта, да еще и при Ярославе. Слишком он, блядь, меня хорошо воспитал.
— Как ты смотришь на папино предложение? — заштукатурив злость безмятежной улыбкой, я приобнимаю Ярославу за плечи. — Я все равно хотел пригласить тебя куда-нибудь на ужин. А мама, вернее, ее домработница прекрасно готовят.
Разыгрывая этот спектакль, я сильно рискую с учетом взрывного характера Ярославы. Это хорошо воспитанные снобы, вроде нас с отцом, могут внешне соблюдать приличия, втайне желая друг друга убить. Она такими рамками не скованна. Если захочет убить — просто постарается это сделать.
— А как же отель? — переспрашивает она с запинкой.
Если бы я не был так сильно занят борьбой с гневом, то наверняка испытал стыд за то, что ввязываю ее в это. Она ведь даже не подозревает, через что ей придется пройти за ужином с четой Волынских. Сам бы я добровольно на такое не подписался. Но если ей вдруг захочется разбомбить французский сервиз матери — я не стану ей мешать.
— Успеем, — подмигиваю ей я, отмечая психическую волну, исходящую от отца.
Он, разумеется, с первых секунд скалькулировал в голове всю ее жизнь и навесил ярлык «не годна». И это главная причина, почему я пригласил ее поехать на ужин. Чтобы в тысячный раз дать понять, что не ему решать.
— Ну ладно, — неуверенно говорит Ярослава, подтягивая к себе чемодан. — Поехали.
