Грядущего волнуемое море.Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе
А где же Серафим, тот, который уже являлся поэту, «томимому духовной жаждой»?
– В ста верстах от Болдина. Серафим Саровский
Историки уже недоумевают: как же они не могли узнать друг о друге, два великих современника? Сто верст для Пушкина – ерунда. Но к Серафиму не обратился, значит, не захотел, не пришло время.
Ведь тогда в Болдине Пушкин пишет «Маленькие трагедии», главная тема которых- безверие. Причины его разные, но каждый раз Пушкин представляет безверие как трагедию.
В. П. Иванов. Пушкин в Болдино.
На счастье поэта, он сумел преодолеть это состояние. В 1836 году он пишет стихотворение «Отцы пустынники и жены непорочны», в котором рассказывает о молитве, всегда его умилявшей. Это молитва Ефрема Сирина, которую читают “во дни печальные Великого поста”.
Это стихотворение входит в так называемый Каменноостровский цикл стихов, написанных летом 1836 года. С этим циклом связаны тайна ухода поэта, итог его духовного пути. В основе цикла- христианская тематика, которая объединяет стихи:
«Отцы пустынники и жены непорочны», «Мирская власть», «Подражание италиянскому», «Из Пиндемонти», «Когда за городом, задумчив, я брожу…», «Напрасно я бегу к сионским высотам…», «Я памятник себе воздвиг нерукотворный».
Именно летом 1836 года, наиболее актуальным для Пушкина источником размышлений было Евангелие, и слово «нерукотворный» употреблено именно в евангельском смысле. В сознании поэта это слово было связано с легендой о происхождении Образа Спаса Нерукотворного, повествующей о том, как Спаситель запечатлел на полотне Свое изображение.
Эта легенда могла вызвать у Пушкина аналогию с чудом поэтического творчества: поэт оставляет свой образ в творениях, как Христос Свой лик – на полотне.
Но сочетание «воздвиг нерукотворный» становится оксюмороном ( сочетанием, основанным на антонимическом значении компонентов -как можно строить памятник без рук!?) и отсылает к евангельскому выражению о «храме нерукотворенном», который обещает воздвигнуть Сын Божий. Еще больший вопрос заключен между “я” и “нерукотворный”. “Нерукотворный”– это ведь не просто «духовный», «нематериальный»: этим словом определяется в Новом Завете лишь то, что Сотворено Богом, и Пушкин уже первой строчкой «Я памятник себе воздвиг…» задает царственную надмирность поэта, устанавливает связь между его делом и делом Христа, и это в каждой строфе стихотворения…
Главный смысловой центр стихотворения – вторая строфа:
Мой прах переживет и тленья убежит…Нет, весь я не умру – душа в заветной лире…
В ней найден ответ на самый мучительный вопрос последних лет: каков спасенья верный путь, как спасется душа, если спасется. Самое таинственное в этой формуле – мистический союз души и лиры: лира включает, заключает в себя душу, душа таится, скрывается в лире, они и в вечности неразделимы. Пушкин написал вначале – «душа в бессмертной лире», тем поставив судьбу души в подчиненную зависимость от лиры и её бессмертия. В окончательном варианте душа и лира равноударны и равновелики в стихе, уравновешены в мыслях о посмертном бытии. Словом заветная устанавливается связь «Памятника» с «Пророком»: лира потому и бессмертна, что Богом завещана поэту. Четвертая строфа «Памятника» – это победное шествие поэзии через века и народы. Это уже нравственная проповедь поэта, наподобие той, Нагорной, которую произнёс Христос: «…во всем поступайте с людьми так, как хотите, чтобы они поступали с вами: вот суть Закона и Пророков».
