Всею зеленью равнины,
Где цветы и соловьи -
Вечные друзья рассвета, -
Танцы пестрые свои
Совершают в зное лета.
Где покой и нет тоски,
Где кузнечики звенят;
Множа грозные полки
Тучи вечером летят.
***
Он идет по горькой жиже
Ноги плавают в грязи,
Все теснее… Ближе, ближе
Сонный путник до красы
Добирается Багдада,
Чуя мрачную тревогу:
Перед зноем будто ада
Он стоит, отдавшись року.
Заподозрят ли его,
Что сбежавший – он преступник
Или купятся легко,
Что уставший мирный путник?
И Абдул от мыслей тех
Опустивши капюшон
Побежал и без помех
Хлипкий одолел заслон
Да преграду, что к Багдаду
Заслоняла брешь – проход,
Выводивший сразу к саду
Не ходил, где уж народ.
"Я убить поклялся многих -
Я их право и убью!
Все уже давно жестоки:
Стал народ под стать зверью -
Нету помощи делами,
Нету даже на словах -
И с такими – то долгами
Их прощает все ж Аллах.
Но всевидящее небо
Не капризно и не слепо, -
За грехи осудит вас:
Будет день и грянет час -
Принесет, шагами меря
Громогласные потери,
На себе и на горбе
Ишака – степи ублюдка,
По извилистой тропе.
Станет судьбам вашим жутко."
Через ветви и кустарник
Пробирался наглый вор,
Он когда – то был "начальник"
Этих давящих простор.
Тут его деньки хмельные
Проносились в суете,
Да и горести больные
Тоже в этой шли среде.
Непокорный он когда – то
Наблюдал за блудом тут,
Как в чащобу для разврата
Люди разные идут.
Ненавидел вор богатых,
Не любил и презирал,
Ведь за спинами у знатных
Припасен большой кинжал.
Это помнил он и чтил,
Как обычай воровской.
С этой горечью он жил
И таскал ее с собой.
Утомленный той дорогой,
Что вела от места гнили
До дыры в стене высокой,
Вор глотнул немало пыли.
Забинтованный калека
Приодевшись, но босой,
Стал похож на человека,
Хоть и был слегка хромой.
Он отчаянно пытался
Добрести за тот денек
До ночлега, но остался,
Где – то в зарослях прилег.
Как гудели ноги больно!
Как ломало сильно руку!
Вор – кошмары беспокойно
Наблюдал во сне. Испугу
Дух его предался снова.
И Абдул во тьме листвы
Грезил: будто бы оковы
Тело тянут до крови,
Надрывая и пугая
Той реальностью – другой,
Что иссякнет кровь густая,
Ставшая рябой слюдой.
Унесенный серой дымкой,
Видел вор окно темницы,
Три решетки, люк железный,
Стен чернеющих границы,
То сжимающих просторы,
То дающих волю им.
А от стонущей запоры -
Шум летел не выносим.
И метался, и пугался
Будто псина на цепи,
Вор багдадский утомлялся,
Чая муки впереди.
Но не знал и не заметил,
Что во сне былые дни
Проносились… Только бредил
Вор поджав свои ступни…
Цепи лязгая летели,
Разнося на щебень стены
И ревели, что – то пели
В уголках темницы тени.
Сон ли это, сон ли вовсе?
Все колотится, дрожит,
Говоря – давай, готовься,
К жизни след уже забыт.
Рано утро наступает,
Поднимаются лучи,
В зареве они играют
Освещая лик ночи.
Мира здешние красоты -
Пустоши услада лишь,
Неподвластные высоты
Зря ненужными ты мнишь.
Те смиряют угнетение,
Привлекая яркий свет,
Он, как будто озарение
Затмевает хвост комет.
То небесное сиянье
Растекается рекой,
И, как будто состраданье
Нависает над землей.
***
Ласково сиянье блещет,
Яркие его лучи
Ожидают с миром встречи
Ненавидя дрем ночи.
Я лежал не поднимаясь,
Любовался синевой,
Что высоко растекаясь
Светлой, чистою волной,
Облака с собой носила,
Белоснежные холмы.
Как же это чудно было,
Словно я увидел сны.
А затем сиянье солнца
Озарило зрение мне
И услышав незнакомца
За оградой на коне,
Я очнулся и метнулся
Не обдумав резвый шаг…
Окончательно проснулся,
Понял, что к чему, да как…
***
Где юности пропавшей огонек?
