На ум пришёл близкий родственник, двоюродный брат, живущий во Владивостоке. Ах, Владивосток, Владивосток! Город призрачной мечты детства. Впрочем, если вспоминать все детские мечты, то любой город был вожделенной мечтой. Я мечтала побывать везде, при этом не собиралась ограничиваться рубежами нашей Родины. Но мечты ты так и остались мечтами, разве что, с небольшой поправкой: теперь я живу заграницей, именуемой Ближним Зарубежьем. Чёрт побери, надо было конкретизировать свои мечты и желания! Кто знал, что в этой жизни сбывается самое заветное?
Я написала брату о нашем увлечении. Брат не стал писать в ответ ни о погоде, ни о работе, ни о своих привязанностях. Он просто прислал посылку, битком набитую раковинами. Здесь были экспонаты довольно-таки редкие и ценные. Сколько стоит раковина, в которой чистого перламутра чуть больше килограмма?
Лично я не знала. Володя тоже затруднялся ответить на этот каверзный вопрос, но ответ дал случайный гость.
Молодой человек занимался поделками из перламутра и реализовал кольца, серёжки и браслеты в многочисленных киосках, благо в курортном городке таковых больше, чем достаточно.
Я видела, как загорелись глаза ювелира, когда он увидал Мраморную Турбину. И сказал свою цену. Мы с мужем одновременно попытались присесть на диван и в один голос сказали:
– Нет!
Нас не смутила цена, которая, несмотря на свою весомость, могла быть существенно занижена. Смутило то, что эта раковина окажется распиленной, и поделки из неё появятся на прилавках. Непонятно, почему природная красота, должна трансформироваться в красоту, созданную человеческими руками?
Постепенно, год за годом, мы обрастали связями с другими коллекционерами. И связи эти были довольно-таки интересными. За нашим столом собирались люди из Калининграда, Гомеля, Винницы. Люди разных возрастов и разных профессий – от простых рабочих до докторов наук. И только один человек упорно не желал знакомиться с нашими экспонатами. Володя за семь лет так ни разу и не удосужился взглянуть на дело рук своих.
Я ему отомстила. Отомстила за то, что на наших полках оставались пальто, сапоги, сумки. Словом, всё, что зарабатывалось, спускалось на причудливые раковины с защитным слоем, именуемым конхилоном. Свекровь хваталась за голову.
– Господи, такие деньжищи – и на что? Вы хоть думаете, что делаете? Два идиота на одну семью – это много. Это просто немыслимо! Одно утешение – не одни вы мозгами травмированные.
А что она могла сказать, если мне позвонила Люба из Астрахани и сообщила, что на кафедре биологии появился неплохой экземпляр дальневосточного краба, который, студенты всё равно раздербанят? А долго ли собраться? Только подпоясаться. И почему бы не слетать на один день за экземпляром дальневосточного краба? Для нас это было просто, но для моей свекрови – непонятно.
Надо признать – мой муж немногословен. Единственное, что может развязать ему язык – это поговорить о раковинах.
Книги и каталоги, выходящие по данной тематике, преимущественно издаются на английском языке, куда примешивается и латынь. В школе моя половина изучала французский язык, но я сомневаюсь, что он помнит что-либо, кроме – парле ля франсе? Так или иначе, но мой английский был ниже плинтуса, а латынь – чуть выше, да и то ограничивалась специфическими названиями медикаментов. Требовалось исправлять погрешности и я засела за словари. На свет божий прорисовывалась информация – где впервые раковина обнаружена, каких размеров достигает и как влияет освещение на её окраску. Я переводила, а мой муж блистал объёмными познаниями и красноречием. Мне оставалось скромно варить кофе, встречать гостей – именитых и не очень. Я была счастлива.
