И совершил бы тут Перфильев свой подвиг, но неожиданно спиной почувствовал присутствие постороннего. Посторонний, одетый в тёмные жилет и бриджи, с моноклем, спокойно приказал охране умыть и одеть фюрера и прошёл в залу. Тихо сказал: «Прошу построиться». Ганс, Ники и Вольдемар, как есть голые, построились на ковре у рояля. Девушек уже не было. «Давить его сразу», – бормотнул Нойман чуть слышно. Но не пришлось. В номер бодро вошел фюрер, свежий как огурчик, только царапина на щеке, когда он дрался с Евой, осталась. «Оставь их, Генрих. Солдаты имеют право на отдых и небольшие шалости. Я это помню по четырнадцатому году, ты ведь на фронте не был, тебе не понять. Всем выдать по немецкому кресту III степени и сегодня, сейчас, на фронт. Дайте им мой “Майбах”, пусть с ветерком, сейчас нам каждый солдат там дорог». Потом подошёл к Арсену и тихонько сказал ему: «Попадёшь в плен, скажи Иосифу, ну и кашу мы с ним заварили. Кто ожидал? А теперь в бой». Генриху сказал: «Оставь их. Никто, могу спорить, не поверит их рассказам». Договорились, что в мае 1945 года – в «Адлоне», снова.
А ребята, не успев как следует одеться, уже мчались в «Майбахе» к польской границе. До линии фронта все молчали, фронт перешли легко и уже через два дня были в Наркомате. Все понимали, что говорить нужно только правду и всю правду, из троих кто-нибудь да заложит. И наказание знали – всем светит вышка. Но слушать их никто не стал, а через неделю всех переодели в новую, первого срока форму и отвезли в Кремль.
В кабинете у товарища Сталина был Нарком внудел Л.П. Берия. Ребята попрощались друг с другом и шагнули в кабинет. Докладывал Перфильев, Сталин не перебивал, ходил вдоль стены по ковру, посасывал трубку. Попросил подробнее о ночи в «Адлоне», слушая, взглянул на Берию и неожиданно весело рассмеялся: «Смотри, Лаврентий, могут же большевики, если захотят, а?»
Доклад был закончен, но ещё целый час Сталин уточнял мельчайшие детали этого дикого случая. На требование рассказать подробнее, как дело было с Евой, Арсен потупился, вздохнул и сказал: «По самые помидоры, товарищ Сталин».
«Ладно, Лаврентий, отправляй ребят на фронт. Наградим их медалью “За отвагу”. И чтобы в мае 1945 года были в Берлине, мужчины должны держать своё слово».
Когда троица вышла из кабинета, там состоялся короткий диалог. Берия сказал:
– И всё же, батоно, я считаю, они должны быть изолированы.
– Брось, Лаврентий, спорим, ни один нормальный человек не поверит, ни один.
Война закончилась, как мы знаем, в мае 1945 года. Все наши участники событий закончили её полковниками и вышли в запас, получив по 1 га земли в месте, где была станция «55 км» по Ярославской железной дороге. Там и построились. Там и живут сейчас, уже глубокие старики. Их все в генеральском посёлке считают немного чокнутыми: ну кто поверит их рассказам?..
Рассказывая, они волновались от обиды, что никто не верит, плакали, а Нойман начинал говорить с сыном по-немецки.
Жёны их потихоньку обращались к врачам, но эскулапы считали форму не опасной, но неизлечимой. Да и возраст уже.
Никто им не верил.
