Хозяина звали Мустафа, он выглядел как сказочный джинн – высокий, крепкий, улыбчивый, с глубокими добрыми морщинками вокруг карих глаз и густой чёрной бородой. С ним была проблема точно как с Александром – на вид ему казалось то ли тридцать лет, то ли пятьдесят, не разберёшь. Мустафа английского не знал совсем, а по-русски говорил неважно, но изо всех сил старался пообщаться со мной каждое утро, едва я возникала у него на пороге.
– Камилла, дорогая, доброе утро! – он каждый раз пожимал мою ладонь обеими руками и говорил пару непонятных, но очень доброжелательных фраз по-турецки. – Всё хорошо?
– Хорошо, Мустафа, – подтверждала я.
Всё и правда в целом было хорошо.
Александра я с того вечера не видела вообще. Всё не могла понять, зачем он обещал за мной приглядеть – а я ведь за язык его не тянула и ни о чём не просила. Приходилось утешать себя мыслями о том, что он, может, приглядывает за мной в магический хрустальный шар. Но скорее просто подумал как следует, вычеркнул меня из списка задач на неделю и занялся какими-то по-настоящему важными делами. Я бы может и спросила его самого, но когда на пике паники набрала его номер – тот самый, с которого он когда-то дозвонился до меня в Москве, – номера такого не оказалось в зоне действия сети. А может и Александра никакого никогда не существовало?
Конечно, было обидно. И страшно – особенно спустя те самые три дня, которые он обещал для меня выиграть. Ранним утром пятых суток, после второй бессонной ночи, снова не обнаружив в книге букв и исступлённо повторяя «я меняюсь, это пройдёт», я пришла в кофейню Мустафы в таком виде, что он сначала долго испуганно (и совершенно непонятно, но очень красиво) ругался, а потом отказался готовить мне кофе. Указал на усыпанный подушками диван у стены и безапелляционно заявил:
– Спи там. Я рядом.
– Нет, спасибо большое, мне только кофе и я пойду, – отважно запротестовала я.
– Нет. Прямо сейчас ложись спать.
Мы были почти не знакомы, я хотела только кофе и, возможно, быстрой и безболезненной смерти. Но что-то было в его голосе и виде такое, что я просто отчаянно упала в подушки, свернулась в шар и проспала там до самого вечера. Открыла глаза в тусклом свете одинокой лампы – ворота были закрыты, Мустафа сидел за стойкой и умиротворённо читал какую-то толстую книжку. Вокруг меня на диване обнаружилась вся кошачья армия: они спали и рядом, и прямо на мне, и даже на моей голове примостился чей-то тёплый урчащий живот.
– Teşekkür ederim Mustafa5, – прошептала я откуда-то из-под завала котов.
– Rica ederim küçük kardeşim6, – отозвался он, отрываясь от книжки. – Больше не надо так. Надо спать.
Чудотворные коты, конечно, как и положено, сотворили чудо. Я чувствовала себя как пьяная, но живая – а живой мне не удавалось почувствовать себя уже несколько дней.
Не знаю, что вернуло мне тогда волю к жизни – может, бесконечная доброта Мустафы, может, крайняя степень отчаяния. Но я попробовала не думать ежеминутно о духах и одержимости, а, как модно говорить, заземлиться: каждый день гуляла, пила свой кофе, подолгу засиживаясь утром в кафе с котами, слушала музыку и читала, даже пыталась учить турецкий. Как в санатории для душевнобольных, во всяком случае, он всегда представлялся мне именно так. Старалась рассуждать рационально: прямо сейчас со мной ничего страшного не происходит, значит, надо перестать ждать, когда начнёт, и постараться нормально жить.
