Стоило мне приземлиться на своё место в уголке, как мои колени тут же оккупировал кот Кёфтэ и принялся довольно когтить платье, из которого давно уже выдрал большую часть петель. Кёфтэ – один из немногих, чьё имя мне удалось запомнить: он был похож на большую, очень меховую фрикадельку, что его имя и означало, а урчал он как дизельный генератор.
– Кёфтэ, – вдруг произнёс знакомый голос. – А я думал, что у нас с тобой любовь.
Я прикрыла глаза и сделала два медленных вдоха. А потом сказала:
– А я думала, что за мной кто-нибудь приглядит.
Александр, настоящий, живой, присел за мой стол и потянулся почесать кота. Я смотрела на него, как на второе пришествие, и прикидывала, как бы сейчас не заплакать от облегчения.
– Mustafa, burada insanlar senden şikayetçi10, – громко сказал он.
Мустафа тут же возник рядом, с моим стаканчиком кофе в руках и с крайне озадаченным выражением на лице.
– Что случилось, Камилла? Кофе плохой? Коты кусают? Как Мустафа провинился?
– Вы самый лучший в мире, Мустафа, – заверила я, забирая кофе. – А вот к этому господину у меня много вопросов.
– К Али? Ne saçma!11 – он так отчаянно махал руками, что стал совсем похож на персонажа арабской сказки. – Али-аби большой друг Мустафы, как Камилла.
– Али?
Продолжая возмущаться, но уже по-турецки, Мустафа ушёл сначала к своей стойке, а потом исчез в подсобке. Александр отстраненно наблюдал за его перемещениями, а потом, едва Мустафа скрылся из виду, вдруг ловко схватил мой стаканчик кофе и сделал глоток. И даже зажмурился от удовольствия, пока я от возмущения не могла придумать, что закричать.
– Никто не варит кофе как Мустафа, – сообщил он.
– Это мой кофе.
– Простите, – и он сделал ещё глоток без тени вины на лице.
– Я думала, вы не вернётесь. Точнее, я думала, вы не существуете. Ещё я думала, что умру от страха, – я загибала пальцы, стараясь чтобы мой голос звучал ровно, как подобает адекватной взрослой женщине, которой никто тут ничего не должен. Только интонации обиженной брошенной девочки всё равно очень старались проскочить в эфир. Хотелось плакать – от возмущения и счастья одновременно. – А до этого вы обещали мне помочь.
Александр взглянул на меня, отпил ещё похищенного кофе, потёр глаза и вздохнул:
– Духи уводили вас за восемьдесят километров от дома?
– Нет.
– Значит, Мустафа всё-таки своё дело знает.
– Мустафа-то здесь при чём?
Александр снова посмотрел на меня в упор долгим, внимательным взглядом. Кёфтэ запустил когти в мою коленку с особенным энтузиазмом.
И тогда я вдруг вспомнила этот тёплый жест приветствия, аккуратные шершавые ладони Мустафы, каждое утро сжимающие мою руку под аккомпанемент непонятных турецких слов – и почувствовала, как щёки мои неотвратимо краснеют.
Я откинулась на спинку дивана.
– Он с вами заодно!
– Да, у нас с Мустафой преступный сговор.
– А что, предупредить было нельзя? Ну Александр, мы же взрослые люди, вы могли мне просто сказать.
– Ben de sana ona her şeyi anlatman gerektiğini söyledim12, – Мустафа снова возник неведомо откуда, ставя передо мной второй стаканчик кофе. Когда он его приготовил и где?
– Hiç olmazsa başlama, Mustafa13.
– Вы оба отлично говорите по-русски, если что, – заметила я.
– Правда? – обрадовался Мустафа. – Камилла, sen baklavalısın14!
Я сделала глоток кофе. Да. Так можно жить. Мустафа снова куда-то испарился, как будто при нас ему на месте не сиделось.
