Появление на шканцах капитана сэра Томаса Фелла несколько подпортило картину. Сэр Томас, угрюмый человек с длинным худым лицом, считал своим долгом развлекать адмирала вежливой беседой и не умел понять, когда в его обществе не нуждаются.
– Доброе утро, милорд, – сказал капитан, отдавая честь.
– Доброе утро, сэр Томас. – Хорнблауэр тоже коснулся рукой треуголки.
– Славное утро, милорд.
– О, да.
Сэр Томас обвел корабль капитанским взглядом: сперва палубы, затем паруса и такелаж, и наконец повернулся назад, туда, где за кормой на горизонте еле-еле угадывались очертания Пуэрто-Рико. Хорнблауэр внезапно понял, что очень хочет есть, и тут же сообразил, что не может исполнить свое желание сию же минуту. Вежливость ставит границы даже главнокомандующему – во всяком случае, ставила границы ему. Он не мог уйти в каюту, не обменявшись с Феллом еще несколькими фразами.
– Может быть, сегодня нам наконец кто-нибудь попадется, – сказал Фелл, и оба при этих словах непроизвольно подняли глаза к дозорному на головокружительной высоте грот-брам-стеньги-салинга.
– Будем надеяться, – ответил Хорнблауэр и, потому что так и не сумел проникнуться к сэру Томасу приязнью, а еще потому что меньше всего хотел обсуждать до завтрака технические подробности, продолжил, дабы не выдать своих чувств: – Весьма вероятно.
– Испанцы постараются доставить весь груз до того, как конвенция вступит в силу, – сказал Фелл.
– Да, так мы предположили, – согласился Хорнблауэр.
Капитану, в отличие от его адмирала, явно нравилось обмусоливать до завтрака давно принятые решения.
– А это – место, куда они будут держать курс, – безжалостно продолжал он, глядя за корму на Пуэрто-Рико.
– Да, – ответил Хорнблауэр. Еще минута-другая этого бессмысленного разговора, и можно будет укрыться в каюте.
Фелл взял рупор и направил его вверх.
– Эй, на мачте! Смотри хорошенько, не то шкуру спущу!
– Есть, сэр! – долетел ответ.
– Поголовные, – виновато объяснил Фелл.
– Они всем нам были бы весьма кстати, – вежливо согласился Хорнблауэр.
Британское правительство платило вознаграждение за каждого освобожденного на море раба; эти деньги, как и призовые, делились между командами кораблей, участвовавших в операции. По сравнению со сказочной добычей военных лет то были сущие крохи, но пять фунтов за голову при захвате большого невольничьего корабля давали вполне ощутимую сумму. И четверть ее шла капитану. С другой стороны, восьмая часть доставалась адмиралу, командующему флотом, где бы тот ни находился во время захвата. Хорнблауэр, у которого под началом было двадцать кораблей и судов, получал восьмую часть всех их поголовных. Эта система дележа объясняет, каким образом во время великих войн адмиралы, командующие Ламаншским или Средиземноморским флотом, становились миллионерами, как, например, лорд Кейт.
– Мне – более чем кому-либо, милорд, – сообщил Фелл.
– Возможно, – ответил Хорнблауэр.
Он слышал краем уха, что Фелл в долгах. Тот после Ватерлоо много лет был на половинном жалованье и даже сейчас как капитан пятого класса получал меньше двадцати фунтов в месяц; впрочем, и такое назначение в мирное время считалось большой удачей. Хорнблауэр сам когда-то был нищим капитаном, носил хлопковые чулки вместо шелковых и бронзовые эполеты вместо золотых. Однако у него не было ни малейшего желания обсуждать до завтрака табель капитанских жалований.
