– Почему сейчас? – задал я главный вопрос. – Что изменилось? Вы ведь служили Граусу все это время. Ваша эскадра участвовала в сражении за «Ладогу», где погибли тысячи наших людей.
По лицу Хромцовой пробежала тень.
– Не все так просто, Александр Иванович, – тихо произнесла она. – Не все так просто… Я хотела бы поговорить с вами наедине. Полностью наедине, – она многозначительно посмотрела на системы наблюдения в углах зала.
Я задумался. Просьба была рискованной – остаться с Хромцовой без записи и наблюдения… Но что-то подсказывало мне, что у нее есть веские причины для такой просьбы.
– Хорошо, – наконец решился я. – Пройдемте в мою каюту. Там я могу гарантировать приватность разговора.
Хромцова заметно расслабилась.
– Благодарю за доверие, Александр Иванович.
Мы поднялись и направились к выходу из конференц-зала. Дорохов, увидев нас, вопросительно поднял бровь.
– Полковник, мы с вице-адмиралом продолжим разговор в моей каюте, – сказал я. – Сопровождение не требуется.
– Но, господин контр-адмирал… – начал было Кузьма Кузьмич.
– Это приказ, полковник, – твердо произнес я.
Дорохов неохотно козырнул, но его лицо ясно говорило, что ему решительно не нравится эта идея.
Путь до моей каюты занял несколько минут, в течение которых мы с Хромцовой хранили молчание. Каюта располагалась в защищенной части корабля и не пострадала во время боя. Минимум личных вещей, строгий порядок, пара книг в старомодных бумажных переплетах на полке – я всегда предпочитал аскетизм в быту.
Как только дверь за нами закрылась, Хромцова извлекла из кармана небольшое устройство размером с ладонь и положила его на стол.
– Генератор помех, – пояснила она, активируя прибор. – Блокирует любые попытки прослушивания. Военная разработка, еще не поступившая в массовое производство. Вот Гинце удивился бы.
Устройство тихо загудело, и по его периметру загорелись зеленые индикаторы.
– Теперь мы действительно одни, Александр Иванович, – сказала Хромцова, заметно расслабившись. – И я могу рассказать вам то, о чем молчала.
Она набрала полную грудь воздуха, словно собираясь с силами перед прыжком в ледяную воду.
– Вы знаете, что произошло после битвы при Санкт-Петербурге-3? – спросила она.
– Официальную версию – да, – осторожно ответил я. – Первый министр Граус героически руководил сражением за систему и в последний момент принял решение о стратегическом отходе, спасшем большую часть нашего флота.
Хромцова горько усмехнулась.
– Героически… Да, именно так это и преподносилось в официальных сводках. А знаете, что произошло на самом деле?
Конечно же, я знал. Не дожидаясь ответа, она продолжила:
– Граус бежал. Просто бежал, как трус, когда понял, что ситуация выходит из-под контроля. Бросил наши части. Его флагман «Агамемнон» покинул систему первым, хотя должен был уходить последним. Из-за этого погибли тысячи космоморяков, которых можно было спасти.
Она помолчала секунду, затем продолжила:
– Когда операция завершилась, уже после нашей встрече на станции Кронштадта я собрала несколько десятков своих самых доверенных офицеров. Мы решили действовать – прибыть на «Агамемнон» и потребовать от Грауса отставки. По всем военным законам Империи он заслуживал трибунала за то, что сделал.
– И что произошло? – тихо спросил я, хотя уже предчувствовал ответ.
– Это была ловушка, – голос Хромцовой стал еще тише. – Он ждал нас, вернее меня… В общем, все мои офицеры погибли. Меня пощадили только потому, что Граус счел меня полезной… и у него оказался козырь, против которого у меня не было защиты.
