– Но ничего, ничего! – подбадривал он себя и Лося. – Вот увидите, я добьюсь от них!.. Вот увидите, мы полетим, Мстислав Сергеевич!..
Гусев ушёл.
Лось так ничего и не сказал ему о визите Скайльса и его предложении. Почему? Он и сам не знал.
Остаток ночи прошёл в тяжёлых раздумьях. Однако утром Лось вдруг ясно осознал, что надежда его, которую снова нечаянно разжёг в нём Гусев, превратилась теперь в неотступную мечту. А мечта эта вплотную приблизилась к реальности лишь теперь, когда на пороге его дома возник Скайльс….
На следующий день он с нетерпением ждал прихода журналиста. Решение уже созрело у него в голове.
«Прочь с Земли! Навстречу Марсу! Навстречу Аэлите!» – возбуждённо думал Лось, как будто, дав согласие, он завтра же оказался бы на той планете.
От ощущения близости грандиозного поворота судьбы хворь вдруг прошла, и остаток дня он провел, непрерывно дымя трубкой и меря шагами комнату, словно тюремную камеру.
«Вперёд, вперёд!» – пело песню его сердце, окрылённое близким осуществлением мечты.
Когда в дверь квартиры раздался осторожный стук, Лось сразу же понял, – это Скайльс. Инженер обрадовался этому вкрадчивому стуку и стремглав бросился к двери.
Скайльс пришёл в то же самое время, что и вчера. Выражение лица корреспондента было напряжённым.
Всю бессонную ночь Скайльс провёл в раздумьях. Ему очень хотелось получить согласие Лося. Следующий день был решающий для его авантюрного плана. От ответа инженера зависело многое в жизни американца. Только Скайльс знал, что играет ва-банк с идеей полёта на Марс: возвратись он с согласием Лося сотрудничать – и ему было бы обеспечено и богатство, и почитание, получи он отказ – имя его забыли бы даже в редакциях провинциальных газет и журналов. Мысли об этом не давали ему заснуть всю ночь.
***
А случилось всё вот как.
После возвращения Лося и Гусева с Марса, Скайльс имея с ними давнее условие, опубликовал серию замечательных статей, которые прославили его имя на всю Америку, а затем и на весь мир. К тому же Скайльс не преминул в своих описаниях похвастаться близким знакомством с инженером Лосем ещё до его отлёта на Марс.
Статьи Скайльса имели большой резонанс в умах общественности. Он долго пребывал на гребне волны успеха и купался в лучах славы и роскоши. На всех приёмах его ожидали королевские почести. Он сопровождал Лося и Гусева во всех турне по миру и присутствовал на каждом их выступлении. Временами от такого бешеного успеха Скайльс ощущал даже ни с чем несравнимую эйфорию. Порой казалось ему, будто сам он летал на Марс и был одним из героев покорения неизведанных и недоступных миров.
Однако вскоре ажиотаж этой темы стал утихать. И чем дальше, тем стремительней угасал интерес к покорителям Марса, а значит, и к статьям Скайльса тоже.
Слава его вдруг померкла, с неё как с осеннего дерева листья посыпался лоск. Мир был заворожён уже другими новостями. И его гонорары сначала поползли вниз, а затем и вовсе прекратились. И вскоре Скайльс почувствовал, что он никому не нужен. Публика жаждала новых впечатлений, и Марс её уже не интересовал, а Скайльс не мог предложить ей чего-то свеженького, такого же ослепительного, как прежде марсианская тема. Ему нужна была свежая, захватывающая идея.
Как опытный журналист, Скайльс знал, что в чужие сенсации его никто не пустит. Там и без него было достаточно желающих добиться славы, успеха, признания и богатства. Смешаться же с остальными, ищущими новых будоражащих толпу событий в каких-то неизведанных пределах, – значило начать всё с начала, упасть в толпу неудачников, смешаться с нею. И шанс выкарабкаться оттуда был невелик. А это означало только одно – смерть его блистательной журналистской карьеры.
