(А. И. Герцен, 7, 2, 1)
Тот, кто делает целью одно обуздание страстей, тот дает страстям силу и высоту, которых они не имеют вовсе, – он их ставит соперником разуму.
(А. И. Герцен, 8, 4)
Истинно спокоен или человек, принадлежащий зоологии, или тот, кто, однажды кончив с собою, видит согласие своих внутренних убеждений с наружным миром.
(А. И. Герцен, 8, 5)
Эгоизм самосохранения страшно черствит старое сердце.
(А. И. Герцен, 9, 3, 19)
Логикой страстей обуздать нельзя, так, как судом нельзя их оправдать. Страсти – факты, а не догматы.
(А. И. Герцен, 9, 5, 41, Раздумье по поводу затронутых вопросов, 1)
Но тщетно имя оно, ничего собою
Не значит в том, кто себе своею рукою
Не присвоит почесть ту, добыту трудами
Предков своих. Грамота, плеснью и червями
Изгрызена, знатных нас детьми есть свидетель —
Благородными явит одна добродетель…
(А. Д. Кантемир, 1, 2)
Велико есть дело смертными и преходящими трудами дать бессмертие множеству народа, соблюсти похвальных дел должную славу и, пренося минувшие деяния в потомство и в глубокую вечность, соединить тех, которых натура долготою времени разделила.
(М. В. Ломоносов, 8, Вступление)
Древность преданий много споспешествует к закоснению народов в суеверии.
(Д. С. Аничков, 1, Положения)
Глагол времен! металла звон!
Твой страшный глас меня смущает…
(Г. Р. Державин, 1)
Река времен в своем стремленьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей.
(Г. Р. Державин, 12)
Не так ли с неба время льется,
Кипит стремление страстей,
Честь блещет, слава раздается,
Мелькает счастье наших дней,
Которых красоту и радость
Мрачат печали, скорби, старость?
(Г. Р. Державин, 15)
Напрасно думают, будто люди всегда и во всякое время были одинаковы. Я утверждаю, что слабые смертные никогда не были столь глупы, безумны, порочны и столь достойны сожаления, как ныне.
(И. А. Крылов, 1, 4)
Какое счастие мне в будущем известно?
Грядущее для нас протекшим лишь прелестно.
(В. А. Жуковский, 4)
Все великое земное
Разлетается, как дым:
Ныне жребий выпал Трое,
Завтра выпадет другим…
(В. А. Жуковский, 7)
Мне кажется, журналист не должен слишком увлекаться тем, что ныне почитается духом времени, и им одним ценить настоящие произведения. Пусть бережет его от сего поползновения история разных духов, в разное время господствовавших. И тогда он не будет, подобно некоторым из русских читателей, сердиться на Карамзина за то, что в Несторово время исцеляли больных не магнетизмом, а «травами и молитвами». И в магнетизме, и в сухих травах, оживленных верою, найдет он историческую истину, которая переходит из века в век и всегда священна для мудрого, испытующего времена и лета.
(А. И. Тургенев, 3, 1)
Отчего не любуемся мы и без всякого благоговения смотрим на солнце, которое древнее и самих пирамид египетских? Неужли серый мох и запустелость причиною этих ощущений при виде развалин? Неужли развалины производят на нас это действие для того только, что они развалины? Для чего не ощущаем мы ничего при виде того же самого солнца, которое и египтян освещало? Оно должно бы для нас быть еще интереснее, потому что мы не видим на нем следов разрушительного времени, уверены будучи не менее в его древности, – видим его точно таким, каким видели его и египтяне. Мне кажется, что это происходит от участия, которое мы берем в себе подобных. И тут жили люди, думает меланхолический, углубившийся путешественник; может быть, это труды моих праотцев – и какой конец им?.. Это невольное чувство причиною того священного благоговения при виде древности, дела рук человеческих.
