Оказавшись в закрытой секции, я сразу ищу глазами Соню. Она всегда здесь. Когда она подходит ко мне. В её глазах светится доброта и легкое смущение, которые мгновенно располагают к себе.
Но есть в ней что-то особенное, почти ненормальное, что делает её такой непредсказуемой и завораживающей. Иногда её поведение кажется странным, как будто она видит время через уникальную призму. Напряженная и не всегда уверенная в своих силах, она притягивает внимание внутренней красотой и страстью к нашему делу.
Её энтузиазм заразителен, и после общения с ней остаётся ощущение вдохновения. Соня всегда делится частичкой внутреннего мира, полного часовщицкого искусства.
– Тесс?
– Соня.
Мы обнимаемся, как давние подруги, хотя на первый взгляд кажется, что наши отношения искренние, за этой видимой простотой скрывается некая недосказанность. Мы не подруги, но это не мешает нам наслаждаться встречами, даже если они порой кажутся обманчивым приятельством.
– Как давно не видела тебя.
– Я тебя тоже, – улыбаюсь, разглядывая её старушечье платье и безразмерную шерстяную кофту крупной вязки. – Кажется, лет пять-шесть.
– Точно. Когда ты вернулась в Питер?
– Месяц назад. Ты же знаешь, умер папа, – говорю, решив не вдаваться в подробности. – И дела. Похороны. Всякие хлопоты.
Её лицо искренне омрачается, и она вздыхает.
– Такая огромная потеря. Я думала, ты не захочешь жить с семьёй. Говорят, ты больше…
Верно, заниматься делами с Палмером и терять проценты от наследства мне не хотелось.
– Слухами земля полнится. На самом деле ничего не меняется, – усмехаюсь, подразумевая неизменный порядок вещей в наших кругах. Всё остаётся постоянным: часовщики ненавидят хранителей, хранители презирают священников, а последние ненавидят всех, включая обычных людей.
– И не говори, – отзывается она с горечью. – Точно!
Мы стоим у картотеки, такой же стародавней, как сам зал. Он дышит безмолвием, пронизанным электричеством. Стальная картотека, хранительница бесчисленных судеб часовщиков, в своём безразличии ожидает момента, когда заветный секрет будет раскрыт.
Окружающее пространство звенит временными отголосками неизвестных событий. Возможно, в этих древних книгах хранятся ключи к тайнам времени. Многие считают, что их лучше оставить погребёнными. Мы, часовщики, прикованы к этому вечному хранилищу, ожидая момента, когда прозвучит ответ.
– Что-то не так? – спрашиваю Соню, которая смотрит в пол.
– Ну, я всё ещё волонтёр. Нет места для стажировки, – вздыхает она. – Видимо, нет нужной степени таланта.
– Ой, – беру её за руку, сжимая пальцы.
Соня – слабый часовщик. Дар у неё едва-едва проявляется, и именно отсутствие дара сближает нас.
– Мне очень жаль.
Она поднимает на меня слезный взгляд и выдавливает улыбку.
– А в остальном Питер прекрасен! Всё так же много приезжих, много чужого времени и встреч. Мы, кстати, сегодня собираемся. Там будет немало общих знакомых. Хочешь? Пошли со мной. Многие будут рады тебе, и не только как наследнице Буре.
Я качаю головой, пряча взгляд. Да, наследница Буре без сильного таланта отца и матери. Это не истина. Никакая я не наследница.
– Знаешь, спасибо, но не хочу. Я так и не смирилась с выбором. Понимаю, ты не поймёшь меня, но мне не нужен дар часовщика. Так что, нет.
Она сжимает с пониманием пальцы в ответ.
– Я знаю, это из-за твоей мамы. Из-за временной петли.
