– Это для нас не проблема, – незнакомец как бы что-то подчеркивал, употребив «нас». – Так когда мы можем встретиться?
Эмерс взглянул на часы – было без двадцати девять.
– В двадцать один плюс минус пять минут, – сказал он и положил трубку.
Он задумался, но долго, впрочем, голову не ломал – такие полуанонимные звонки редкостью не были. Иногда они вносили в его жизнь журналиста новые повороты. И он отправился на встречу.
Ждать долго не довелось. Подошел широкоплечий, коренастый человек, одетый по чиновничьи – в темном костюме, при галстуке, невзирая на жаркий июль. Эмерс узнал его сразу: помощник Ермака, с которым познакомили на кортах.
– Геннадий Семенович Льдистый, – представился незнакомец, и Костя еще раз ощутил железное рукопожатие.
Они вышли к самой кромке воды и, не спеша, направились в сторону устья Лиелупе. Несколько минут шли молча, да и потом разговор оставался отрывистым, как бы ни о чем…
– Прежде у вас не бывал, – сказал Льдистый, – и теперь жалею об этом. Странное море, похоже на застывшую лаву…
– Впечатление не случайное, – отреагировал Эмерс. – Море-то грязное…
И вдруг неожиданный вопрос:
– Скажите, Константин Артурович, ваша газета давно стала такой?
– В каком смысле?
– Боевой что ли… Она выходит раз в неделю?
– По средам. А насчет «боевой» – это кому как. Для одних наш «Курортник» – экстремистский листок, для других – просто макулатура, для третьих – заядлый провинциализм…
– На всех, естественно, не угодишь, – гость шагал широко, заложив руки за спину. – Но представьте себе, вашу газету знают и в Москве, среди подобных изданий она весьма выделяется. И ваше имя тоже достаточно известно…
«Льстит товарищ, – подумал Эмерс, – сейчас, наверное, перейдет к главному – ради чего пожаловал». Но гость заговорил о другом.
– Очевидно, такова судьба всех песчаных пляжей, – Геннадий Семенович кивнул в сторону дюн, основательно подмытых недавним штормом. – Со стихией ничего не поделаешь, верно? И вдруг без перехода спросил:
– А как вы, Константин Артурович, относитесь к Центру?
– Пожалуй, так же, как Центр к республике – наплевательски.
– Откровенно сказано… А кого бы вы хотели проинтервьюировать из тех, кто начал эту… перестройку?
– В основном меня интересуют люди из других сфер – писатели, деятели культуры, науки… У них, по крайней мере, можно вытянуть живую мысль. А что могут сказать политиканы?
– Присядем, – предложил Льдистый и свернул в сторону ярко-оранжевой скамейки.
Они уселись лицом к морю, куда ослепительным диском падало солнце.
– Что вас привело ко мне? – без обиняков спросил Эмерс.
– Скажите, что вам известно о Тимофее Николаевиче Ермаке?
– О вашем шефе, что ли?
– Ермак один…
– Не больше того, что и всем. Бывший комвождь, сброшенный с партийного Олимпа, теперь опальный министр. В целом воспринимаю всерьез – хотя бы за то, что он расплевался с номенклатурщиками. Но все это, думается, с его стороны поверхностное, скорее дань эмоциям, нежели принципам.
– Вы могли бы сделать с ним интервью?
– Отчего же это предлагается мне? – Эмерсу вдруг стало весело. – Разве в Москве не найдется журналиста, который согласился бы?
– Вы чего-то боитесь?
– Кто – я? Если чего-то и боюсь, то разве что своей жены… Дело, как вы понимаете, не в страхе, а, пожалуй, в необычности вашего предложения. Честно говоря, я просто чего-то не улавливаю.
Льдистый отвел взгляд от закатной дорожки.
