– Меня Евдокией звать, бабоньки. Не серчайте на меня, пожалуйста. Я ничем не хотела обидеть вас.
Сказав, она дружески всем улыбнулась и снова присела за стол.
– Будь добра, Вера, научи меня обращаться с машинкой, – обратилась она к косо глядевшей на неё товарке. – Я умею вязать, штопать, вышивать, даже шить иголкой, а вот работать на машинке не умею. Учить меня было некому…
…Перед началом работы Евдокия поднялась по лестнице на второй этаж и остановилась перед приоткрытой дверью цеха.
– Новенькая работает очень хорошо, Василиса Павловна, – услышала она голос Верки Заторниковой. – Старается, всё на лету схватывает. Только неделю отработала, а уже не хуже других шьёт. Одним словом, ещё чуток, и она вровень со всеми работать будет.
Куёлда, казалось, пропустила похвалу Верки мимо ушей. Она лишь нахмурилась, но не сказала ничего, ни плохого, ни хорошего.
Услышав шаги на лестнице, Евдокия поспешила войти в цех, где, едва не столкнувшись с купчихой, остановилась.
– А-а-а, вот и ты, – ухмыльнулась Куёлда и подтолкнула её плечом к двери: – Айда за мной, Евдоха, ты здесь больше не работаешь.
– Как? – опешила Евдокия. – Вы меня увольняете, Василиса Павловна?
– Отсюда да, – ответила Куёлда. – Я вчерась горничную взашей выперла, а тебя беру на её место. Платить буду пятьдесят целковых в месяц, не возражаешь?
Услышав её слова, женщины в цехе вскочили со своих мест, но купчиха грозно прикрикнула на них, и они сели.
– Всё, идём, – подтолкнула она в спину остолбеневшую Евдокию. – Да не стой столбом, овца бестолковая, радуйся свалившейся на башку твою манне небесной!
* * *
Собравшиеся на радения скопцы в белых рубахах с полными торжества лицами, сидели на скамейках вдоль стен в синодальной горнице и слушали проповедь кормчего Прокопия Силыча.
– …они поют как бы новую песнь пред престолом и пред четырьмя животными и страусами; и никто не мог научиться сей песне, кроме сих ста сорока четырёх тысяч, искуплённых от земли. Это те, которые не осквернялись с жёнами, ибо они девственники; это те, которые из людей, как первенцы Богу и агнцу.
Читая проповедь, старец украдкой пытался разглядеть лица сидящих перед ним адептов и понять, насколько глубоко проникают его слова в их одурманенные головы и насколько убедительно звучат его завуалированные оправдания, которые он старательно доводил до них.
Прошлой ночью случилась неожиданная беда на корабле агнцев Божьих. Вновь принятый адепт скончался после оскопления. Познания Прокопия Силыча в области медицины сводились лишь к кастрации мужчин и женщин. Его не беспокоило, сможет ли человек перенести такую тяжёлую операцию, как ампутация половых органов, или нет. И подготовку к оскоплению он тоже не считал действием обязательным. Прокопий Силыч всегда был уверен в себе. Смертельные случаи случались, но они были редки и быстро искоренялись из памяти. Но сегодня…
– Бог сотворил Адама и Еву людьми бесплотными, то есть не имевшими половых органов. Как скоро они нарушили заповедь Божью и, прельщённые дьяволом, съели запрещённые яблоки, подобия запрещённых плодов выросли на их теле: у мужчин семенные ядра, у женщин груди…
Собрав сегодня адептов, Прокопий Силыч действовал отнюдь не в благородном душевном порыве. Он очень хорошо знал, что делает. Нельзя, чтобы адепты обвинили его в смерти новика, это ведь могло несмываемым пятном лечь на репутацию всемогущего кормчего. И всегда, когда над его репутацией нависала угроза недоверия, Прокопий Силыч спешно собирал своих адептов, бессмысленными проповедями пудрил им мозги, а затем проводил большое радение. Именно так он собирался поступить и сегодня.
