А на Новый год хозяин пригласил нас всех на семейный ужин. Мы, дети, играли с детьми хозяев. Моей подружкой была Галатея – хозяева давали своим детям греческие имена. Ужин был роскошный.
В начале ужина Клио Федоровна встала и в наступившей тишине сказала:
– Вы знаете, какой это ужин? Это бриллиантовый ужин! – И произнесла тост за честных людей.
Но больше никак они нас не отблагодарили.
Когда пришла советская власть и у них все отняли, мама сказала отцу:
– Ну и дураки мы были, Иван, что отдали бриллиант! Мы бы сейчас себе дом купили!
Помню свадьбу сестры Клио Федоровны. Невеста в длинной фате, жених высокий, похожий на Столыпина[11]. Шлейф невесты несли две девочки из гимназисток – Агриппина и Медея. Свадебный обед был в греческой кофейне. Столы стояли подковой. Нас, детей, сперва за столы не посадили. Мы с сестрой Леной были одеты очень просто, в белых платьях. Мама из голубых лент сделала нам повязки на голову.
После праздничного обеда был бал. Открывал его наш отец – стройный, красивый. Ему очень шли большие черные усы. Танцевал он отлично. Он пригласил невесту на вальс. Все смотрели на них. Папа вел бал, танцевал все время – и с мамой, и с Клио Федоровной, и с другими, а мы смотрели и любовались, и гордились папой, и чувство у нас было такое: “Это наш папа танцует! Видите, какой у нас папа? Хоть вы и богаты, а мы нет, и одеты мы просто, но мы не хуже вас! Наш папа здесь лучше всех!”
Потом нас посадили за стол.
У нас не было своего дома, мы снимали квартиры. В начале гражданской войны мы снимали квартиру у генерала в отставке в его особняке. Генерал был на пенсии, с утра до вечера занимался своим садом. Сад был прекрасный, аккуратный, в английском стиле, все подрезано, подчищено, зеленые лужайки. Генерал знал названия всех деревьев, рассказывал нам о них. Старик был добрый, приветливый.
Пришли красные. Генерала убили, “надели”, как на вертел, на садовую решетку. Некоторое время он висел так.
Папа был в Махачкале, отрезан от нас фронтом. Когда он вернулся, так совпало, к нам в особняк пришли реквизировать вещи.
Отец говорил:
– Это не наше.
И пришедшие все забирали. Затем явились уже к нам, реквизировать наши вещи.
Нашли Ленины новые маленькие сапожки.
– А говорят, буржуи в каблуки бриллианты прячут!
И хотели оторвать каблуки. Лена взмолилась, они ей:
– А если найдем, что будет, а?
– А если не найдете, – сказала Лена со свойственным ей задором, – мне ходить будет не в чем.
Они оставили.
Вы знаете, я ездила недавно в Майкоп… Как только получила наследство Шарлотты[12], тотчас поехала “по следам своей юности”… Отыскивала старых знакомых, улицы, родные мне с детства. Многое изменилось, только кое-где еще следы прежнего… А скольких людей уже нет – или умерли, или раскидала жизнь… Но кое-кого все-таки разыскала. Свою майкопскую подругу я нашла в Сухуми. Ее семья когда-то была очень богата, у них действительно были драгоценности. Они зарыли их под большой цветущий куст в саду, но реквизиторы были дотошны, они почти все цветы перекопали, чудом этот куст не тронули – надоело возиться, вероятно.
На сохраненные драгоценности семья моей подруги потом купила несколько домов в Сухуми, один из них – ей. Он небольшой, сияющий белизной между синим морем и синим небом. Кругом сад, где цветут магнолии. Это рай.
Подруга моя смеялась:
– Помнишь, какие были у нас розовые кусты в Майкопе? Вот ты видишь один из них.
