В ход пошли все травы, что могли хоть как-то облегчить болезнь, но лучше не становилось. Состояние ухудшалось с каждым днем. Дед перестал вставать совсем, часто и надрывно кашлял, его дыхание было слышно по всей избе, хриплое, надсадное, даже с какими-то взбульками и свистом. Есть он перестал вовсе, однако, часто просил пить, но после пары глотков отказывался и укладывался со стоном на смятую старую подушку.
- Ая! – позвал однажды хриплым голосом. – Подойди!
- Пить? – девушка подскочила и поднесла кружку с водой, но старик отвел ее рукой слабым движением.
- Нет, - ответил он тихо, закашлялся надсадно, потом долго дышал со свистом. – Я помру скоро, - и замахал слабо рукой, когда девушка хотела запротестовать. – Я знаю это, ты помолчи! Пока силы есть, скажу. Там в углу за печкой, - снова закашлялся, - найдешь зарытый кувшин с деньгами. Скопил за все годы, хотел на старости в город податься, чтобы похоронили по-человечески, - отдышался, потом продолжил: - ты после моей смерти забери их, да ступай к матери. Магу незачем знать об этом, у него своя дорога. Слышишь?
Аише кивнула, еле сдерживая слезы. Они скопились у уголков глаз и грозились хлынуть потоками по щекам.
- Да не горюй так, старый я уже, зажился на этом свете! – дед даже улыбнулся. – Похорони меня под елкой, буду там лежать в покое и радоваться.
К вечеру старик совсем заплохел – начал бредить, долго разговаривал, упоминал какую-то Марту и детей, увещевал ее бежать куда-то, потом затих, откинувшись и тяжело дыша.
Киаран озабоченно смотрел на него, сидя на лавке, Аише замерла, закусив губу. Медленно двинувшись, взяла сухую горячую ладонь с будто пергаментной кожей в пигментных пятнах, сжала холодеющие пальцы.
Дед открыл глаза, обвел мутным взглядом избу и застывшую над ним девушку, улыбнулся уголками губ и замер навсегда, откинув голову набок. Рот его слегка приоткрылся, вязкая ниточка слюны потекла на подушку.
- Деда! – Аише зарыдала, припав лбом к ладони старика и вздрагивая всем телом.
Грудь ее разрывала боль, хотелось выть зверем, выплакать ее из себя, но она не могла даже вздохнуть, так тяжело стало вдруг.
Киаран поднялся, доковылял до нее, оторвал от тела умершего и прижал к себе, развернув лицом. Руками он принялся поглаживать спину девушки, ощущая под тонким материалом старенького платья выступающие ребра и позвоночник и что-то тихо шепча на своем языке. Аише уткнулась носом в распахнутый ворот рубашки мужчины и заливала ее слезами, трясясь и жалобно всхлипывая. Горечь, охватившая ее, постепенно отпускала, нос заложило, стало трудно дышать. Она подняла голову и встретилась своими глазами, похожими на озера, с фиолетовыми Киарана. Выражение лица мужчины было странным – смесь озабоченности, сострадания и жалости.
- Поцелуй меня! – хрипло попросила Аише, вставая на цыпочки и вытягивая губы навстречу мужчине.
Тот вздохнул и слегка коснулся ее в целомудренном поцелуе, но Аише вдруг раскрыла свой горячий рот в этот самый момент.
Кир замер, потом прижал хрупкое тело к себе сильнее и поцеловал ее так, как обычно целуют любимую женщину – страстно и с наслаждением, чувствуя в груди разгорающийся пожар…
Очень грустная глава. Столько потерь в жизни такой молодой девочки:((
24. Глава 22. Новый день
В первый момент касания языка Киарана к губам Аише почувствовала смущение, стыд, страх, отчаянье и боль от смерти деда. Этот вихрь эмоций закружил ее, подхватил, ударил хмелью в голову, толкнул упереться кулачками в грудь мужчины, но со следующим движением губ выметнул все лишнее, заставив окунуться в водоворот забвения. Когда Киаран поднял голову, посмотрев на нее расширенными фиолетовыми глазами, Аише опомнилась, оттолкнула его, отскочила, прижав ладонь к бешено бьющемуся сердцу и устыдилась – тело деда еще не остыло, а она уже… уже предается разврату! Какой стыд! Что бы сказала мама?! Ужас!
