– Господи, что только ты наговорил! Если бы это могли слышать твой отец и старший брат.
– Будь жив Игорь, он понял бы меня и даже не стал бы возражать. Я, может быть, в чем-то не прав, в душе против всей этой грязи. Человек, наверное, должен жить честным трудом, но, мама, эту сказку выдумали все же для дураков, чтобы они работали на тех, кто ее придумал, и умные хитрецы пользуются этим с тех пор как живут на земле люди. В жизни все не так, как тебе рассказывают в церкви. И церковному начальству нужны такие же смиренные дураки, с ними легче справляться. Я, мама, хороших людей почти не встречал, может, ты одна и есть такая со своей совестью, потому и страдаешь, и мучаешься.
– Ладно, сынок, живи своим умом. Я только знаю, что ты вовсе не такой, как сейчас все преподнес, Бог даст во всем разберешься, но мне очень горько, что ты говорил эти плохие слова. Я буду за тебя молиться, чтобы ты не думал и не поступал плохо. Сейчас пора спать.
А однажды Сергей в квартиру явился не один, с женщиной, которая была заметно его старше. Вера Ивановна этому уже не удивилась, воспринимая как неизбежное, с чем следует соглашаться ради мира в ее доме.
– Лариса Калмыкова, – очень просто, без малейшего стеснения представилась женщина, пошла за Сергеем в его комнату и осталась на ночь.
А Вера Ивановна долго мучилась в постели, вспоминая что-то знакомое в этой женщине, но так и не могла припомнить, и только утром ее осенило, что у нее фамилия тоже Калмыкова.
– Сережа, – спросила она сына, – а твоя девушка не родственница Калмыкову, вашему начальнику?
– Родственница?! – переспросил он, загадочно улыбаясь. – Она его жена.
От неожиданности Вера Ивановна села в кресло, потом закрыла ладонями лицо и на какое-то время словно онемела от охватившего ее стыда за сына.
– Мать, успокойся. Поверь, для него она не больше, чем те вещи, которыми он любит себя окружать. Не понимаю только, для чего он оформил с нею официальные отношения. Она хорошая женщина, а с ним ей очень плохо. Я ее люблю, и она меня любит, и мы имеем договоренность, что Лариса оформит с Калмыковым развод, а мы поженимся, даже обвенчаемся в церкви. Было заметно, что он волновался из-за неприятного для него разговора. Все время прохаживался по комнате и жестикулировал. Потом вдруг подошел к дверям, ведущим в коридор, и щелкнул в нос Алексея, который сидел все это время под дверью на корточках и внимательно слушал их. Сергей плотно прикрыл дверь и обернулся к матери:
– Ты не замечаешь, что наш дурак в последнее время взял за привычку подсматривать, словно что-то соображает?.. В общем, мама, не страдай, все будет нормально, дай только немного времени – разрешить этот вопрос.
А время, безразличное к земным радостям и горестям, как слепого вело Сергея по жизни, но ему казалось, что он сам творец своей судьбы, и завтра и послезавтра будет жить как хочет, подчиняя себе любые сложности в отношениях с окружающими. Однако, как и все люди, он заблуждался, наивно полагая, что для этого в нем достаточно непоколебимости, прагматичности и жесткости.
На самом деле его харизматические качества могли проявляться лишь в отношении слабого, такого, как, например, Алексей, которого он однажды сильно избил, когда заметил, что тот продолжительное время, затаившись в простенке, подглядывает сквозь плохо прикрытую дверь спальни сцену любви брата с Ларисой. Сергей нагишом выскочил в коридор к Алексею, который в это время радостно захлопал в ладоши, истекая из обеих уголков рта слюной. Тыча пальцем в сторону Ларисы, он мычал, как бычок: "Леса тозе хоцет, и Леса хоцет, как Сереза…" Сергей в ответ ударил его изо всей силы кулаком в лицо, разбив в кровь нос, потом сбил с ног и с каким-то исступлением, будто ему представился долгожданный случай выместить старую злобу, стал наносить беспорядочные удары ногами по голове и туловищу младшего брата, который катался по полу и визжал, как свинья, когда ее закалывают.
