Академик В. Г. Гусаков. Наука – моя судьба. К 70-летию - страница 25

Видимо, это особенность деревенского парня, который оказался в большом городе с огромным количеством возможностей. Хотелось все быстрее наверстать и продемонстрировать не худшие способности, чем у городских сверстников.

Однако несмотря на все многолетние успехи и достижения, по-настоящему состоявшимся ученым я стал считать себя где-то к 60 годам. Совершенно не опасаюсь это сказать, потому что именно к этому периоду накопленный потенциал позволил мне уже иметь взвешенные и сравнительно объективные оценки по любым вопросам и науки, и человеческого общества (не прибегая к сверке с мнениями других и не корректируя свою позицию исходя из установок любых авторитетов). И это считаю крупнейшим достижением моей жизни и карьеры, когда я стал примером для многих, а мой опыт востребован, когда к моим рассуждениям и умозаключениям прислушиваются, считают их взвешенными и целесообразными. В этой связи пришел к выводу также о бесполезности советов, рекомендаций и наставлений. Они, как правило всегда отвергаются. Каждый человек сам должен разобраться в своей жизни. Тем более избегаю всяких споров и дискуссий – они настраивают на воинственность и враждебность. А ученый должен располагать. Для этого надо уметь рассуждать, анализировать, сравнивать и убеждать.

Момент научной зрелости наступает у каждого. Для этого, полагаю, мало защитить кандидатскую и докторскую диссертации, стать профессором. Надо накопить такой потенциал, чтобы он, как «Википедия», позволял давать исчерпывающий ответ на любой вопрос. Ведь не секрет, что до момента научной зрелости каждому приходится постоянно корректировать свою точку зрения на мнения и авторитеты других. Даже имея необходимые научные степени и звания, нельзя сказать, что ученый созрел как личность. Особенно если человек бесконечно метается в поисках истины и не может сосредоточиться на чем-то одном, сформулировать генеральную линию поведения. Да, ошибаться можно в любом возрасте. И менять взгляды также. Но лучше остаться со своим твердым убеждением и мнением (даже если оно кажется кому-то ошибочным), чем непрерывно исповедовать идеи других.

– Каково Ваше нынешнее восприятие ситуации в науке в Советском Союзе? Что это был за период для Вас лично?

– Большое видится на расстоянии. Только с исчезновением Советского Союза и по прошествии более трех десятков лет мы по-настоящему стали осознавать роль и уровень советской науки и то, что имели, а также масштаб утраты. Тогда же это казалось само собой разумеющимся.

В Советском Союзе наука была первейшим приоритетом – создавались и открывались научно-исследовательские институты, массово готовились научные кадры, формировались научные школы, разворачивались программы научных исследований в различных сферах, выделялись достаточные объемы бюджетного финансирования под потребности науки (приборы, оборудование и пр.). Создавались крупные наукоемкие объекты, в результате чего страна лидировала в мире по ряду стратегических направлений – в космосе, индустрии, военном комплексе, атомной промышленности, точном приборостроении и других отраслях. Советский Союз был примером организации науки и взаимодействия ученых и практиков при решении первейших задач страны.

По аналогии с Советским Союзом выстраивались академии наук и научно-исследовательские институты в ряде других государств. Так, мы в Беларуси до сих пор базируемся на научном потенциале, созданном в Советском Союзе. Правда, время сильно поменялось. Изменилась и вся система организации науки – от формирования программ научных исследований и их финансирования до подготовки научных кадров и внедрения результатов исследований. Сейчас основная ставка сделана на зарабатываемость средств, усиление хозрасчетных начал, повышение окупаемости вложений, практическую ориентацию фундаментальных исследований, быстрое прохождение процесса от изобретения до внедрения. В этом, безусловно, есть свои достоинства.