- Ожидаемо. – Проговорила студентка, растягивая последний слог. Схватившись за стену, она начала истошно хохотать, иногда хватаясь за живот. В уголках глаз проступали слезы, однако она так сильно выдавливала из себя смех, что те были почти не заметны, или казались рефлексом. Самой ей было не понятно, изображаемый он, или это действительно смешно. Возможно и то, и другое.
- Ты больная, Иида. – С пренебрежением произнес Габриэль, обходя бывшую любовницу. – У тебя двенадцать часов.
- Очень щедро, спасибо. Я все успею. – Повторяла она, все еще сотрясаясь от смеха.
Был смысл ждать.
На ватных ногах Рал, неадекватно улыбаясь, вошла к себе в комнату. Правда только, с завтрашнего дня эта комната будет уже не ее. По-хорошему она никогда не была ее. Просто гостья, которой надлежало вернуться. Итак, в общем-то, задержалась.
Не теряя времени, девушка начала тут же, в первый попавшийся пакет закидывать те немногие вещи, что у нее были. Для того, чтобы собраться, ей хватит и получаса. Двенадцать – слишком долго, все равно не удастся уснуть, только лишняя трата нервов, понимая, что он сидит за стеной. За стеной. И стену эту не преодолеть, как ни старайся, слишком разные, слишком далекие. Живущие в мирах, что никак друг с другом не пересекаются, лишь глупое совпадение. Ее место в приюте. А его – в кресле декана, может быть позже даже ректора. Проректором он все равно уже успел побыть. Ей гнить под забором, а ему пить дорогой портвейн и купаться во внимании незамужних дам. Иначе быть не могло. Она знала, и, день ото дня, повторяла это себе, но где-то в глубине была надежда. Надежда, которая сейчас заставляет ее рыдать сквозь смех. Надежда, благодаря которой, впервые за долгие годы она выглядит униженной, раздавленной. Надежда.
Как глупо было что-то чувствовать к человеку, который не видит в этом мире никого кроме себя, и не любит никого, кроме себя. Мерзкий, желчный, тяжелый человек. Но на не чувствовала злобы, лишь обиду и боль. Не ему, и не кому бы то ни было еще. Никто. Никогда.
Руки тряслись, тело тоже, время от времени сотрясалась в странных конвульсиях, Юрала даже не пыталась уснуть, зная, что это бесполезно. Не прислушивалась к тому, что было в коридоре, не хотела пить или есть, но и слез тоже больше не было. Стыдно было перед самой собой лить их так долго, студентка взяла себя в руки, наверно поэтому немного дрожала. Самые долгие двенадцать часов в ее жизни.
Послышался щелчок открывающийся двери, и девушка тут же надела на лицо маску странного безразличия и усталости.
- Время вышло. – Декан ухмыльнулся, и кинул на кровать какую-то папку. – Документы забери свои, в твой мерзкий приют я больше ездить не намерен.
- Еще бы. Теперь тебе там делать нечего. – Она пожала плечами, зевнула и натянула толстовку. – Оперативно ты, в академию сгонял, забрал их.
- Жду в машине. Дверь закроешь, ключи вернешь. Две минуты. – С этими словами он вышел, оставляя Ииду в печальном одиночестве.
В последний раз она была в его автомобиле, когда только ехала к нему. Так странно совпало, но больше прокатиться не удалось. Запах, который она не успела запомнить. Рациональность и чистота, как и везде, к чему Хенгер прикладывал руку.
Иногда девушка поглядывала, как он водит машину. Внимательно, напряженно, без музыки или чего бы то ни было в салоне. Геометрично перестраивался из ряда в ряд, раздраженно скрипел зубами, когда кто-то подрезал, и предпочитал стоять на светофоре, если на зеленый свет оставалось всего несколько секунд. За окном мелькали заснеженные деревья, дома, в бесчисленных витринах магазинов стояли елочки, повсюду висели поздравления и гирлянды. Однако, новый год начинался для Юралы не очень радостно. Вскоре широкие городские улицы сделались узкими, дома измельчали, а количество деревьев увеличивалось с каждым метром. Она возвращается. Как обычно.
