Академия читателя. Опыт осмысления теории и методологии литературно-читательского процесса - страница 22

Последующее развитие культуры питания носило сословный характер. Богатство и власть обеспечивали пищевые приоритеты их носителей. Кулинария как искусство родилась благодаря потребностям в получении удовольствия от питания у высших слоев общества.

Особо это подчеркивают описания средневекового пира в рыцарских романах и эпических произведениях средневековой Европы. Мы находим их в «Песне о Сиде», «Беовульфе», «Песни о Нибелунгах» и «Песни о Роланде», а также у Кретьена де Труа и «Эшенбаха» Парцифаля. Конечно, информация о пирах и кулинарных изысках доходит до нас и из исторических хроник того времени. В XIV веке появляются сочинения, которые могут рассказать намного больше о трапезах монархов и знатных особ. Например, «Виандье» Гийома Тиреля – главного повара французского монарха и герцога Нормандии, или более поздний «Парижский хозяин» XV столетия.

Продолжения описания пира мы находим и у авторов эпохи Возрождения. Открывается первая книга «Гаргантюа и Пантагрюэль» (1534) Франсуа Рабле описанием гигантского пира, устроенного королем Утопии (название страны заимствовано у Томаса Мора) великаном Грангузье для своих подданных. Был Грангузье (что означает «Большая глотка») большим шутником, любившим выпить до дна и закусить солененьким. Гостям подали требухи от 367 014 жирных волов, и была она такая вкусная, что каждый облизывал пальчики.

И далее эта тема не ослабевает. В эпоху Просвещения пиры описывает Джонатан Свифт в своих «Путешествиях Гулливера». Эта тема продолжена романтиками (Александр Пушкин, Николай Гоголь), а также романтиками-историками (Джордж Г. Байрон, Вальтер Скотт и другие).

А как «вкусно» пишет о продуктах питания натуралист Эмиль Золя в своем «Чреве Парижа». Отечественные писатели-реалисты также не чурались темы обжорства и описания званых обедов (Иван Гончаров «Обломов», Лев Толстой «Анна Каренина», Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита»). Владимир Гиляровский со своими трактирными повествованиями иллюстрировал кулинарную книгу обеих столиц России в конце XIX века.

Литература концентрирует внимание читателя на этих явлениях в разные исторические эпохи и использует тему питания для придания естественности описываемым бытованиям своих персонажей. Действительно, было бы странно, если бы читатель обнаружил, что в той или иной книге герои не питаются, то есть живут неестественной жизнью. Правда жизни не может присутствовать в произведении, где люди не совершают всего того, без чего не может существовать человек.

И эта правда жизни требует, чтобы наряду с описанием нормального или избыточного поедания пищи или возлияний присутствовала и тема голода. Голод как антитеза сытости, а тем более пресыщению становится критерием не только бедности персонажей, но и переходом к состоянию несчастья. Голодный значит несчастный – это целое направление в литературе, особенно остро проявляющееся в период появления критического реализма. Голод – это один из символов литературы последних двух столетий. Можно смело заключать пари о том, что в художественной литературе мы не найдем ни одного произведения, которое бы хоть в частностях не упоминало процесс питания либо состояние голода.

Даже если авторы обходят тему питания в своих произведениях, то утоление жажды и употребление алкоголя абсолютно не исключаемая тема. Радость винопития и пьянство как социальный порок и причина многих личных трагедий во все века не могли быть обойдены вниманием. Таким образом, литература может быть условно поделена по отношению автора и его персонажей к употреблению алкоголя как порицаемому или восхваляемому. В античности восхваление Диониса – это восхваление употребления вина как религиозного ритуала. Эта тема присутствует у Еврипида в комедии «Вакханки», у лирических поэтов Алкея и Феогнида и далее у философов Платона, Афинея и Фалеса.