– Прости… – проговорила я, пялясь на блузку, как баран на новые ворота, потому что сердце все еще перехватывает от необъяснимого страха.
Девушка вскинула острый подбородок, в синих глазах сверкнула неприкрытая злость, она откинула медовый локон за спину и гневно проговорила:
– Прости?! Ты серьезно?! Да ты мне новую купишь! Понятно?!
– Так можно же постирать… – запинаясь, ответила я.
– Вот ты и постираешь! – рявкнула она.
Даже в заляпанной супом, поджаркой и узваром блузке девушка выглядит эффектно – волосы ухоженные, кожа гладкая, вид холеный. Таких я видела и в школе. И в колледже. Обычно они приезжали на машинах с личным водителем и были самыми популярными в группе. Я с ними не пересекалась, а они со мной, так что проблем не возникало. Но теперь я вылила суп на дорогую блузку, и красавица орет, как полоумная. Справедливо, но излишне.
Подняв с пола крышку и надев ее обратно на туес, я сообщила девушке:
– Хочешь, чтобы я постирала, снимай блузку. Если тебе, конечно, не стыдно идти дальше в лифчике.
Глаза девушки полыхнули бешенством, полные губы искривились, а тонкие ноздри раздулись, как у быка, она прошипела:
– Ты хоть знаешь, с кем говоришь?
– Не имею понятия, – призналась я со спокойствием, которого вообще-то не испытывала, но держаться старалась перед ней ровно.
– Я Василиса Несмеянова, – выпрямив спину, сообщила она гордо, будто мне это должно было о чем-то сказать.
Но я лишь механически пожала плечами и отозвалась:
– Ну, на Несмеянову ты очень похожа.
Девица моей иронии не поняла и вскинула острый подбородок еще выше, проговорив:
– Ты, дорогуша, как я понимаю, первокурсница и не соображаешь, что к чему. Сейчас популярно объясню для отсталых. Есть элита, а есть остальные. Ты относишься к остальным, а я к элите. И тебе нужно всего лишь не попадаться на глаза таким, как я. Тогда доживешь спокойно до конца обучения.
Сказать, что я обладаю даром ораторского искусства, нельзя, как и физической силой, чтобы в случае неумения решить вопрос с помощью разговора дать в «бубен». Но почему-то именно в этот момент в голове всплыли слова мамы «ничего не бойся», и меня буквально что-то дернуло за язык сказать:
– А если нет?
Ответ мой так изумил Василису, что она сдвинула брови и поморгала.
– Не поняла.
Я пояснила, уже жалея, что ляпнула лишнее, и глядя ей за спину, чтобы запланировать бегство:
– Ну, если я продолжу попадаться на глаза? Мне же здесь учиться. Все равно будем пересекаться.
Для Василисы мои слова прозвучали неубедительно, зато разозлили ее еще больше. Прошипев что-то очень зло, она вскинула руку, на ладони завертелся светящийся полупрозрачный шар, который на секунду ввел меня в ступор, я ведь такого никогда не видела.
– Ах ты мокрица! – выпалила она и замахнулась, чтобы швырнуть в меня.
Из оцепенения меня моментально вывело, я согнула колени, чтобы сигануть в сторону, хотя вряд ли успела бы увернуться. Но помощь пришла, откуда не ждала, – с лестницы донесся знакомый женский голос:
– Василиса, отстань от перваков. Тебе заняться нечем, что ли?
Девица вскинула голову и опустила руку, шар в ее ладони медленно потух. Я тоже посмотрела наверх. Там по полукруглой лестнице спускалась пятикурсница, которая помогла нам с Беляной найти столовую. Рядом с ней вышагивал парень, такой же лучезарный, как и она, с сияющим, но золотистым месяцем в районе седьмого позвонка.
– Снежина, тебе какое дело? – фыркнула Василиса, но шар в ладони полностью потушила.
