– Вы не могли бы снять линзы? Вы ведь в них?
– Как вы догадались? Мама сказала, что они специальные и никто не поймет.
Мужчина с охотой согласился:
– Верно. Никто и не поймет. Но я ведь не «никто» и могу зреть в корень. Не бойтесь, я лишь хочу убедиться.
Внутри меня сжалась нервная пружина. За сутки и так произошли такие радикальные изменения, что еще привыкать и привыкать. Я больше ничего не знаю о мире, а довериться в нем незнакомому человеку – решение не из простых.
Покосившись на Рысю, я послала ей зрительный вопрос. Кошка в ответ кивнула, мне не осталось ничего, как вынуть из глаз голубые линзы и поднять взгляд на ректора.
Тот выпучился на меня, будто увидел привидение и выдохнул ошеломленно:
– Да что б меня… Они действительно крайне зеленые.
– Знаю. И еще иногда светятся.
– Светятся?!
– Когда я испугалась, они засветились так, что даже когда закрывала глаза, видела зелень.
– Немыслимо, – с нажимом отозвался ректор и приблизил к моему носу очки, заглядывая в глаза через линзы.
Какое-то время он морщил лоб, чему-то кивал и мычал, поворачивая меня за подбородок то так, то эдак. С помощью прибора вносил какие-то данные в пластинку, которая выдвинулась с правой его части. Спустя минут десять ректор глубоко и полновесно вздохнул, после чего положил очки обратно в ложбинку и произнес:
– Можете обратно надевать линзы, Есения.
С помощью отражения в оконном стекле я быстро вернула их на место и снова села на стул рядом с кошкой.
– Ну как? – выждав небольшую паузу, едва сдерживая волнение, спросила я.
Белозар Огневедович все это время мерил шагами кабинет, потирая острый, но волевой подбородок, двигал бровями и хмыкал. Когда я подала голос, он вскинулся, будто вспомнил, что я еще здесь, и сказал:
– Крайне интересный случай, Есения. Крайне…
– Мама тоже так сказала, – согласилась я. – И что же делать?
Больше всего я боялась, что ректор сейчас прикажет заковать мой дар, каким бы он ни был, заморозить память и отправить обратно. Если еще вчера я была бы совсем не против, то теперь, узнав о необъятном мире с летающими ладьями, говорящими кошками-призраками и целой параллельной вселенной, где Аркаим не руины, а процветающий город, оказаться выброшенной за его пределы виделось мне жестоким наказанием.
Вцепившись пальцами в край стула, я наклонилась вперед и с ожиданием уставилась на ректора.
Тот поднял на меня взгляд и покашлял.
– Да, – сказал он. – Ситуация, мягко выражаясь, интересная. Ваши родители носители светлой силы, но вы, дорогая сударыня, выглядите как странная помесь светлого и темного. Внешних признаков черноты в вас нет, кроме одного – глаза. Они зеленые. Причем не просто зеленые, а зеленые со свечением, что говорит о наличии очень большого темного потенциала.
Сглотнув тугой комок, я еще сильнее сжала пальцами края стула и спросила:
– И что это значит?
– Если честно, не знаю, – признался ректор. – Идеально было бы наложить на ваш дар оковы. И я жалею, что так поспешно дал вашей матушке обещание. Но если уж так вышло, поскольку в вас присутствует и светлая магическая сила, я направляю вас на факультет Прави.
– Потому что мама попросила? – осторожно уточнила я.
Ректор подошел к столу и пробарабанил по нему пальцами, ответив:
– В основном. Иначе я бы просто заковал ваш дар. Единственным решением в сложившейся ситуации я вижу факультет Прави.
Я спросила:
– И что? У вас не учатся… Ну… Темные?
