– Вам сюда, – пригласил меня смотритель и толкнул дверь.
Едва сдерживая дрожь, я перешагнула порог и оказалась в большом светлом кабинете из дуба. Посередине широкий стол, позади распахнутое настежь окно, по краям которого – до отказа забитые книгами два шкафа.
Рыся вошла со мной. Ее розовый носик деловито понюхал воздух, и Рыся сообщила:
– Ну что ж, в кабинете пахнет неплохо, хотя и слишком… Гм… Сладко. Это не может не радовать.
– Если бы пахло плохо, что-то поменялось бы? – вопросительно пробурчала я.
Кошка кивнула.
– Запах, моя дорогая сударыня, сказать может куда больше, чем глаза. Запах никогда не обманет.
Я хмыкнула.
– Скажи это тем, кто обливается литрами духов и дезодорантов.
– Это лишь тщетная попытка скрыть собственное амбре немытого тела, – поморщив мордочку, сообщила кошка и, пройдя вперед, запрыгнула на один из стульев перед дубовым столом. – Хороший нос такой обман всегда раскроет. Да что говорить, даже человеческий нос на это способен.
– Что-то не замечала я за собой способностей оценивать людей по запаху, – заметила я, вертя головой и рассматривая на стенах большие картины с изображением величественных мужчин и женщин в золотых струящихся одеждах.
Рыся облизнула лапку и умыла ею ухо.
– О, моя дорогая, ты глубоко заблуждаешься. Тебе же иногда совершенно беспричинно не нравятся некоторые люди? Или, наоборот, вызывают необъяснимую симпатию.
В голове всплыла недавняя стычка с Василисой, которая во мне вызвала совершенно определенные чувства. Потом вспомнился голубоглазый парень с косой-колосом, этот пугает до холодеющих ладоней. Но в медицинском колледже действительно со мной училась пара студентов, которые почему-то не нравились.
Я кивнула.
– Ну, допустим.
– Вот, – с победным видом заявила Рыся и помыла лапой второе ухо. – Это работает твой вомероназальный орган.
С сомнением я покосилась на кошку, у которой морда как у ученого во время доклада, и сказала:
– Нет у человека такого органа.
– Есть, – уверенно отозвалась Рыся. – Просто у некоторых слабоват.
Я закатила глаза.
– И откуда ты все знаешь…
Мы бы и дальше продолжали спорить с Рысенькой, если бы в распахнутое широкое окно не ворвался поток ветра и не раскидал со стола бумаги. После чего на окно опустилась ненормально бледная тень, и через подоконник в кабинет шагнул высокий, поджарый мужчина на вид около пятидесяти лет, с желтыми вьющимися волосами, остриженными и аккуратно зачесанными назад. Пеньково-атласный костюм золотистого цвета туго обтягивал крепкие плечи. Светло-голубые глаза смотрели внимательно, а в углах губ морщинки, что значит, что он много хмурится.
Спрыгнув с подоконника, мужчина одернул края пиджака, и его губы растянулись в дежурной улыбке.
– Прошу прощения за задержку, – сообщил он. – Собрания ректората дело скучное, но нужное, – он сел за стол, держа спину ровно, и облокотился на столешницу. – Итак, полагаю, Есения Яснопольская?
Из-за эффектного появления я не сразу поняла, что обращаются ко мне, и лишь когда Рыся слева на стуле предупредительно покашляла, я захлопнула отвисшую челюсть и поторопилась ответить:
– Да, да. Моя мама вчера отправила меня сюда…
– Понимаю, понимаю… – кивая, отозвался мужчина. – Меня зовут Белозар Огневедович Дубовой. Я ректор Аркаимской Академии Чудес.
– Мама говорила о вас, – подтвердила я.
Взгляд ректора устремился в потолок на летающую люстру, которая плавно курсировала по периметру. Он протянул:
