– Так же, как и мы не можем быть тут. – сказал Коля, показывая на пиво. – Однако, мы тут сидим и дружески беседуем…
Пылаев помялся. Посмотрел на свою фуражку.
–Входит, конечно же.
Повисла пауза.
– И!? – одновременно сказали мы.
– Всё было в порядке. Все капсулы были загружены и работали штатно. В том числе и её. Пятые и десятые сутки мои. Пятнадцатые и двадцатые сутки – Вадима. Тридцатые мои. Тридцать пятые – Вадима.
– А ты когда проснулся? – спросил меня Коля.
– Дай подумать. Мне кажется, я не спал на седьмые и восьмые. Но я не проверял капсулы. По-моему, все было закрыто. Потом проснулся на семнадцатые и больше не спал. Через пару дней нашел её.
– На девятнадцатые получается. – сказал Коля.
– Вадим не просыпался на двадцатые. – вспомнил я.
Мы молча переглянулись. Каждые обдумывал что сказать. Но никто не решался озвучить свои мысли первым.
Получается, окно её гибели стало довольно точным, между пятнадцатыми сутками и семнадцатыми. Если Вадим просыпался. Осталось понять, почему он не заступил снова на дежурство. Колкая тревога вновь проснулась в груди.
– Вадим и на пятнадцатые не заступал на дежурство. – разрушил все Пылаев. – Как и я на десятые. А сразу пошел спать.
Мы изумленно уставились на него. Юра равнодушно развел руки в стороны.
– Ребят, это стандартный маршрут. Ничего проще него быть не может. Даже маневр, который мы делаем предсказуем. Плюс-минус Когитатор всегда будет нас в это время. Хотели проскочить, но не получилось. Теперь идем в обход. Единственная странность за весь полет – автоматика фиксирует массивный объект, оттого обход будет еще длиннее, чем обычно. Но тут скорее всего, сбой в мозгах. Просто предосторожность.
– Это же легко проверяется. Кто сколько дежурил. Есть же записи смен. Вас же за это легко накажут… – сказал Коля.
Пылаев только улыбнулся на это.
– Тогда весь флот придется выгонять. Если за такое увольнять или наказывать.
– И ни одной камеры на корабле. – сказал я.
– Да не, камер много. Но не каждый же угол ими завешивать.
– Резонно. И я бы даже согласился, если бы не труп в соседнем отсеке.
– Это да. – сказал Пылаев. – Это да.
– Почему мы не можем ее убрать? Это как-то неправильно. – вновь заладил свою песню Коля.
– Куда? У нас есть морозилка или морг?
– А нет? – спросил я.
Юра посмотрел на меня красноречивым взглядом. Коля ни секунды не думая останавливаться, продолжил.
– Может мы осмотри ее каюту?
– Нельзя. Все опечатано до появления следственной группы.
– Тут-то мы вспомнили о правилах.
С этими словами Коля выбрался из геля. Пылаев шумно вздохнул, надел фуражку и опустился в соседнее кресло.
– Сообщение уже ушло на Митридат. Все официально. Можете, конечно, заглянуть, но как это будет выглядеть со стороны? В глазах следаков? Вы рылись в ее вещах? Так получается? Бывший и кто? Коллега?
Нейрогель вспыхнул в последний раз и окончательно потух.
– Вот-вот.
Коля, пошатываясь собрал звенящие бутылки, обнял упаковку с пивом с кардамоном и прижал к себе.
– Пойдем, Тем. Нам в рубке находиться нельзя.
– Пойдемте, коллега. – сказал я.
И мы ушли, оставив Пылаев наедине со своими мыслями.
***
Мы шли с ней по залитому светом проспекту на Персеполисе. Высоко над нами кружили белые птицы. А еще выше в лазурном небе пропадали, уходя вдаль тяжеловесные корабли. Небо над городом жило своей жизнью, всюду сновали машины, кружили яхты и прогулочные катера.
Внизу, параллельно проспекту, у самых корней домов ветвились, разбегаясь многочисленными развязки дорог. Несмотря на выходной они были запружены транспортом.
