– Что вам нужно, господа?
Эсэсовцы выглядели озадаченными.
– Где ваш муж?
– Спит.
– И он позволяет вам открывать дверь ночью? – Немцы переглянулись и громко расхохотались: – Ох, уж эти поляки!
– Я сама открываю дверь по ночам, потому что всегда приходят ко мне. Я акушерка.
Немцы смолкли, отступили, внимательно посмотрели на нее – только сейчас они заметили медицинскую форму и чемоданчик. Старший из них шутливо ей поклонился.
– Извините, мадам. У вас благородная профессия.
– Благодарю.
Более молодой солдат недоуменно посмотрел на старшего.
– Моя мать акушерка, – рявкнул старший. – Выйди!
Оба попятились к двери. Дверь оставалась распахнутой, и ледяной февральский ветер задувал в дом Аны.
– Чем я могу вам помочь? – нервно спросила она.
– О… да… ээээ…
Старший эсэсовец казался смущенным. Младший взял у него листок бумаги и протянул Ане.
– Вас переселяют.
– Извините?
– Переселяют. Вы не можете оставаться в этом доме.
– Почему? Это мой дом – мы живем здесь почти тридцать лет. Он принадлежит нам с мужем. Мы полностью его оплатили.
– Дом конфискуется на нужды рейха.
Ана почувствовала, что ее трясет. Ей пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть. Рука ее коснулась семейной фотографии, и рамка покосилась. Она собралась с силами и поправила фотографию на стене.
– А с какой целью?
– Вы живете в районе, который теперь будет превращен в гетто для еврейских отбросов.
– Это невозможно.
Ана еще вчера прочитала новости о создании гетто. Они с Бартеком долго сидели над газетой, поражаясь бессердечию, безжалостной эффективности и самой идее разделения людей по произвольному принципу «расовой чистоты». Сердце ее разрывалось (или она просто так сентиментально думала) от жалости к евреям, которым придется покинуть свои дома и переселиться в район рынка Балуты. Район этот располагался всего в нескольких кварталах от их дома, и Ане и в голову не приходило, что ей тоже придется покинуть свой дом. Она жалела людей, но снисходительно. Тогда сердце ее не разорвалось – это произошло только сейчас.
– Ради бога! Что нам делать? Дело в деньгах? Мы можем…
– Дело не в деньгах, мадам. Это приказ. Ваш дом попал в зону переселения, поэтому вам придется переехать. Не беспокойтесь, вы получите новое жилье, может быть, даже лучше. Некоторые евреи жили очень богато, получая прибыль от своих грязных делишек…
– Грязных делишек?! Да половина города ходила бы голой, если бы не портные-евреи!
Младший солдат усмехнулся, и старший сурово посмотрел на него.
– Чушь! – отрезал он. – Теперь появятся рабочие места для хороших немецких портных. И польских тоже…
Последнюю фразу он добавил, словно оказывая полякам великую милость.
Ана почувствовала, что кровь у нее закипает. Но тут, к счастью, сверху открылись двери, и на лестнице появились ее мужчины. Бартек спустился вниз в халате и сразу же обнял жену. Она с благодарностью прислонилась к нему.
– Что происходит? – спросил он.
– Нас переселяют, – с горечью ответила она.
– Куда?
– В другую часть города. – Немец был явно доволен, что наконец-то может поговорить с мужчиной. – На сборы вам дается два дня. Двенадцатого февраля вы должны явиться в жилищное бюро – от десяти до полудня. Вы сдадите свои ключи и получите новое жилье в другой части города. В чистой.
– Здесь тоже чисто.
– Но не будет, когда вокруг поселятся одни евреи.
Ана неверяще взглянула на него.
– Вы правда так считаете?
