В назначенный час они погрузили свое имущество на безумно дорогую повозку и отправились в жилищное бюро. Равнодушная эсэсовка, даже не посмотрев на них, забрала ключи и с довольным видом поставила галочку в длинном списке. Заглянув в другой список, она порылась в ящике и выдала им другие ключи.
– Остпройсен-штрассе, – рявкнула она. – Как следует уберитесь там, прежде чем заселяться. Там наверняка грязь и инфекции.
Ана уже готова была высказаться, но Бартек утянул ее назад. Всей семьей они отправились на другой конец города в свой новый дом. Навстречу им тянулись такие же нагруженные домашним скарбом повозки – это переезжали евреи. Напуганные люди стояли в очереди, ожидая впуска в гетто. Ана смотрела на них, гадая, кто поселится в ее доме – кто будет спать в их с Бартеком спальне, чьи дети будут бегать по кухне. Она молилась, чтобы эти люди были счастливы, но прекрасно понимала, что на север, в еврейский квартал, едет гораздо больше людей, чем на юг. Похоже, места, чтобы побегать, у детей не будет… Мужчин уже согнали на возведение огромных ограждений. Пока они трудились вдоль улицы, подъехал большой грузовик и сгрузил рулоны зловещей колючей проволоки. Ана вцепилась в руку мужа и замерла.
– Это неправильно, Бартек. Мы не должны этого допускать. Мы не должны смиряться с их приказами. А что, если мы скажем «нет»? Если мы все просто поднимемся и встанем посреди улицы, не расходясь в разные стороны? Мы не должны подчиняться омерзительной идеологии, которая нас разделяет. Поляков здесь гораздо больше, чем немцев.
Бартек огляделся, словно раздумывая, но потом его взгляд упал на шеренги эсэсовцев с огромными автоматами и запасом патронов.
– У нас нет оружия, Ана. Большинство из нас просто погибнет.
– Но остальные будут свободны.
– Пока не пришлют подкрепление – а тогда погибнут и остальные, а немцы захватят весь город, как они и хотели.
– Поэтому мы просто подчинимся?
Муж наклонился и печально поцеловал ее.
– На время. Но есть другие способы сопротивления, дорогая… Более медленные и терпеливые…
Ана вздохнула. Терпение всегда было ее слабой стороной. Она знала, что слишком прямолинейна, порывиста и нетерпелива. Терпению ее учила профессия – у младенцев нет графика появления на свет. Но быть столь же терпеливой в жизни у нее не получалось.
– Я уже связался с некоторыми людьми, – наклонился к ее уху Бронислав.
– С людьми?
– Шшшш! Многие думают так же, как и ты. Покорность – это лишь щит. Мы пройдем по улицам со склоненной головой, подчинившись их смехотворным приказам, но в подполье…
Сын усмехнулся, и Ана ощутила смешанные чувства – гордость и облегчение, но в то же время и страх за сыновей.
– Это будет опасно.
Бронислав пожал плечами.
– Это война. И она ведется не только на поле боя. А теперь идем, мама…
Он повысил голос, стараясь принять самый довольный вид, – они проходили мимо двух нахмуренных эсэсовцев.
– Пойдем искать замечательный новый дом, так щедро предоставленный нам нашими добрыми господами…
Эсэсовцы с подозрением посмотрели на него, но Бронислав низко поклонился, и они потеряли к нему интерес. Бартек поторапливал домашних – повозку им удалось арендовать всего на два часа, а затем ее следовало передать другим бедолагам. Они свернули на Остпройсен-штрассе – немецкое название было намалевано черной краской поверх польского Беднарская. И вот они стоят на пороге любимого дома другой семьи. Воистину, мир перевернулся с ног на голову.
