Акушерка Аушвица. Основано на реальных событиях - страница 20
Рут явно расстроилась, но, взглянув на Лию, кивнула.
– Я пойду с ней, – предложил Филипп.
– У тебя нет пропуска, – запротестовала Эстер.
– А у тебя нет сопровождения. Я пойду с тобой.
Эстер с благодарностью улыбнулась мужу. За окнами стемнело, а в гетто появилось немало весьма неприятных личностей. Она поблагодарила за вкусный ужин, взяла Филиппа под руку, и они вышли из дома.
– Доберемся ли мы сегодня до нашего чердака? – печально спросила Эстер.
Ноги у нее ныли от усталости, глаза буквально слипались, но она хотя бы была сыта. Собрав всю свою решимость, она направилась на юг, к тому месту, где уже встречалась с Аной. Сестринская форма ярко белела в лунном свете, и Эстер с благодарностью накинула пальто, предусмотрительно захваченное Филиппом, чтобы она не привлекала внимания на улице.
Подойдя к назначенному месту, Эстер огляделась. На ближайшей башне она увидела нескольких эсэсовцев, которые сидели вокруг тусклого фонаря с бутылкой водки и картами. К счастью, они были более увлечены выпивкой и игрой, чем двумя медсестрами, решившими встретиться в темноте у ограды.
– Ана? – прошептала Эстер.
– Эстер? – От куста отделилась женская фигура и протянула руку к ограде. Пальцы женщин соприкоснулись. – Ты получила книгу?
– Да, спасибо большое.
– Основы ты узнаешь, но в акушерстве многое делается интуитивно. Нужно понять мать, успокоить ее и аккуратно переводить с этапа на этап.
– Этап? – непонимающе переспросила Эстер.
Филипп стоял рядом. Он внимательно вглядывался в темноту. Впрочем, разговор не затянулся. Как в нескольких словах объяснить искусство, которому профессиональные акушерки учатся два года?
– Матери сильно возбуждаются, и их боль сильнее всего перед родоразрешением. В этот момент ты должна смотреть, появилась ли головка ребенка. Если да, роженица может тужиться. Но не позволяй ей тужиться, пока она не почувствует схватки. В перерывах она должна отдыхать. Роды могут пройти за пять минут или пять часов – обычно где-то посередине. Главное – не паниковать.
– Кому – матери или мне?
– Обеим, – усмехнулась Ана. – Если ребенок не спешит появиться на свет, можешь помочь ему руками, но будь очень осторожна и следи за пуповиной – она не должна обвиться вокруг шеи младенца.
– Или…?
– Или она его задушит.
Эстер сглотнула.
– Ана, я не уверена, что смогу это сделать. Если уж придется, как бы мне хотелось работать с тобой. Я не акушерка. А вдруг я наврежу?
Теплая, крепкая рука пожилой женщины сжала ее ладонь.
– Ты не навредишь, Эстер. Если возникнут проблемы, значит, они все равно возникли бы. А ты сможешь их решить. Дети хотят родиться. Каждый раз это истинное чудо.
– Если младенец – это чудо, то его смерть – это величайшая трагедия, – вздохнула Эстер.
Ана улыбнулась ей в темноте.
– Пусть это тебя не останавливает, дитя. Ты отважно берешься за очень важное дело, и Бог благословит тебя.
– Ваш бог или мой?
Ана снова усмехнулась.
– Оба. Бог един, просто мы слышим его по-разному.
С вышки донесся громкий хохот эсэсовцев. Похоже, кто-то выиграл. Женщины съежились.
– Вам пора идти, – сказала Эстер. – Быть рядом с нами опасно.
– Неправда, – ответила подруга. – Опасно быть рядом с ними.
Ана взглянула на вышку и быстро скрылась в кустах. Эстер стало грустно. Ей нужно было столько сказать, столько узнать. Она стояла и смотрела туда, где только что стояла акушерка. Филипп обнял ее и потянул за собой. Они еле успели спрятаться за углом от патруля. Сердце Эстер отчаянно колотилось. Она с благодарностью прижалась к мужу и стояла так, пока патруль не ушел.