Народ охватило отчаяние. По всей стране прокатились городские и крестьянские восстания. К середине семнадцатого века мятежные режимы возникли во всех уголках империи. Последний император династии Мин, Сы-цзун, покончил с собой, когда в 1644 году в Пекин вошли мятежные войска Ли Цзычэна. Маньчжуры в ответ на просьбу о помощи осажденной династии Мин выдворили из столицы Ли Цзычэна и установили собственную династию – Цин, создав самую великую империю со времен монголов.
С тех пор ханьцы уже не хозяева в своей стране, они – рабы чужеземного правителя Шэн-цзу. Теперь все главные посты в государстве занимают маньчжу, а во всех крупных городах и на границах империи стоят маньчжурские военные гарнизоны. Дошло до того, что завоеватели попытались изменить местные традиции и заставили учить ханьцев свой язык.
Фан поведал, что бывшие «русские» дауры ушли за Большой Хинган в долину Сунляо. Там, мол, на берегах реки Нонни их и надо искать.
Фану дали коня, и он повел отряд по своим только ему ведомым тропам. Тишина, и лишь слышно было, как лошади шевелят еще не успевшие пожухнуть высокие травы, да как трещат под их копытами сухие ветки. Глухой край. На десятки верст ни одного селенья. Одни только сопки, покрытые монгольским дубняком, густые смешанные леса, перелески да ерники[32]. Иногда в долинах попадались ручьи и небольшие речушки, где всадники могли напоить своих усталых коней.
Однако, чем ближе была цель, тем все чаще на их пути стали встречаться мелкие гнезда хижин с пятнами огородов и даже целые деревни. На близость жилья указывали узкие дороги, которые белой пылью уходили через поля, рощи, леса и кустарники.
В яркий короткий полдень где-то вдали дрожала бледно-сизая дымка – будто бы то было море. И снова навстречу попадались хижины с огородами, рисовые чеки, на которых по колено в грязи копошились какие-то люди. Порою вдруг дорогу казакам преграждали огромные, словно серые скалы, волы, неторопливо тянувшие за собой груженные рисовой соломой повозки.
Чтобы не напороться на маньчжуров, Фан старался избегать наезженных дорог. Потому их путь постоянно пролегал то через горы и леса, то через заливные луга, а то и болота. Гуськом оно бы еще ничего – так всегда легче. Но Фан просил казаков, чтоб они не шли строем. Служивых это удивило, но только не Федора. Тот знал, что это была обычная уловка хунхузов, китайских татей, промышлявших грабежами. Так, двигаясь вразброд, они заметали свои следы. Иначе образуется тропинка, которая приведет любого врага к их лесной фанзе. Этот же манер был в ходу у маньчжуров, монголов и крымских татар, совершавших набеги на Русь.
– Ты что, хунхуз? – спросил Федор ханьца.
– Хо-фэй! – замотал тот головой, мол, он не хунхуз, давая понять, что просто знает их повадки.
Фан боялся, что какой-нибудь летучий маньчжурский отряд случайно заметит свежую тропу и пустится за ними в погоню. А он умирать не хотел, потому как в родной фанзе его ждала жена и целая куча детишек. Ну а маньчжуры обязательно его убьют, коль узнают, что он нанялся к русским проводником. А тут и без того его жизнь висит на волоске – ведь маньчжурский император в своем высочайшем указе запретил ханям селиться к северу от Великой Китайской стены. Но те часто нарушали этот указ, за что следовала неминуемая расплата. Застигнутые маньчжурскими воинами врасплох, они гибли от ударов острых мечей и ядовитых стрел, а на месте их жилищ оставались пепелища.
