Поразительно, но интерес к жизни, острую реакцию на всё происходящее, свою точку зрения – всё то, что когда-то было наречено «активной жизненной позицией» – Ботян сохранял до самых своих последних дней. Он был именно Гражданином, а не обывателем, живущим в соответствии с присказками «моя хата с краю» и «день прошёл, и слава богу», – как, к сожалению, живёт сегодня большинство из нас.
Итак, 10 февраля 1939 года Алексей скромно отпраздновал своё 22-летие, а уже 14-го числа родные провожали его на военную службу. К этому дню Николай Николаевич, мастер на все руки, изготовил для сына чемоданчик – вместительный, добротный и красивый, а Евдокия Романовна положила туда добрый кусок сала, ещё какой-то деревенской снеди, бельё – то есть всё самое необходимое для обычного солдата, вне зависимости от армии и национальности (за исключением сала, разумеется). Уехал он на следующий день, утром 15 февраля, и, как было предписано, вскоре самостоятельно прибыл в часть, что находилась неподалёку от города Вильно, теперь, как мы знаем, именуемого Вильнюсом, в каком-то местечке, название которого стёрлось из памяти нашего героя, потому как пробыл он там недолго. В местечке этом был расположен военный аэродром.
В тот же день Алексей Ботян был зачислен в Польскую армию.
Что запомнилось из первых дней в армии? В части встретили нормально, и земляки нашлись, а это всегда облегчает службу.
«Дедовщина», в нашем понимании, была и там. Солдаты старших призывов могли обидеть молодых, и порой очень даже серьёзно. Особенно доставалось тем, кто не был подготовлен к службе и с трудом одолевал азы армейской науки: не умел ходить в строю, не считал нужным как следует затягивать ремень и застёгивать все пуговицы, вечно куда-то опаздывал или что-то терял – этих гоняли в поте лица и командиры, и старшие сослуживцы, и даже товарищи по призыву, которые порой сами страдали от таких нерадивых солдат.
Случалось, например, что вечером старшина даёт команду «отбой», и на то, чтобы её выполнить – раздеться, аккуратно сложить обмундирование и лечь в кровать, на набитый соломой матрас, – отводились считаные секунды. Все быстро ложатся, радуясь, что пролетел очередной день службы и наконец-то можно отдохнуть… Но тут многоопытный старшина идёт по проходу между кроватями и кое у кого из солдат приподнимает одеяло. И ведь не зря, потому как видит, что нерадивый боец лежит в носках: решил схитрить и сэкономить время при раздевании. Ну а дальше следует неотвратимое возмездие, причём не только для провинившегося. Старшина даёт команду «подъём!», и всё подразделение, уже одетое, соответственно, по полной форме, выстраивается на плацу. Зимние ночи особенно холодны, но вместо того, чтобы спать в тёплой казарме, бойцы дружно маршируют по плацу.
– Равнение! Чётче шаг! Выше ножку! – Старшина, соответственно по-польски, подаёт «интернациональные» команды, хорошо знакомые каждому служивому. – Отставить разговоры в строю! – покрикивает он, слыша недовольное бурчание.
А чего солдаты бурчат? Объяснять вроде и не надо: прежде всего, они ругаются на старшину, который ни за что ни про что гоняет безвинных людей, тех, кому давно уже положено спать; во-вторых, они костерят своего нерадивого товарища, что так по-дурацки их всех подставил. Впрочем, его, который теперь изо всех сил отбивает на плацу строевой шаг, словно бы этим как-то возможно загладить вину перед товарищами, не очень-то и ругают, ему, кажется, даже сочувствуют, и это усыпляет бдительность несчастного…
