И, ты теперь озадачен часто, задаваемым самому себе же вопросом:
– А, что же будет завтра?
– Будет ли оно эта твоя боль завтра после вот такого же острого приступа, стенокардии, которая, а ты это давно знаешь, в 50 процентов случаев, а то и в 75 процентов случаев заканчивается… Ты всё хорошо знаешь и, естественно ты сегодня еще хочешь быть в той, другой части этой неподвластной тебе статистической качели, которая позволяет тебе еще сегодня и общаться, и еще так волноваться, и еще вновь и вновь творить именно сегодня…
– И, важны ли тогда будут для меня все эти проценты, выживших при остром коронарном болевом синдром, при остром приступе ИБС? – спросил бы я.
– Ведь тогда, и вся моя такая положительная, накопленная за шестьдесят лет физическая и энергетическая энтропия, медленно затухая, сравняется с окружающим меня, изменяющимся во Времени и в Пространстве миром и, то всё высшее Божественное творение, что только могли создать великое Время и бесконечное Пространство, а может даже сам Всевышний наш Вседержитель Иисус Христос, в чем с каждым днем всё меньше людей на Земле и сомневается теперь, тихо и легко растворится в безмерном, и таком безграничном космическом эфире, может еще и, флюктуируя своими теми не видимыми нами лучами, а может и навсегда умолкнув, как и многие-многие кто жил до нас. Она эта, моя особая физическая энтропия тогда, легко растворится в том вечном космическом безмолвии и, затем будет полная внеземная тишина, и то вечное космическое безмолвие, неподвластное никаким земным силам и уже, неподвластное никаким земным влияниям…
– А разве кто-либо из людей земных или моих родных, и знакомых знает, что значит эта вечная космическая тишина, что значит для нас всех это Космическое безмолвие?
– И существует ли оно, если мы легко и быстро переходя из одного состоянии жизни в другое, и мы легко затем превратимся в те бесконечные никем не ощутимые волны куда-то уходящего только нашего эфира?
– И, что означает это безграничное Космическое безмолвие?
Мы сегодня, мы сейчас попробуем вместе с Вами дорогой читатель в этом разобраться и в нашей хрупкой земной жизни, практически из ни откуда и вероятно довольно случайно, возникающей, и также внезапно уходящей, и так легко, тихо покидающей этот мир, но, всё же, оставляющих как бы и такой не заметный след о себе только ведь в нашей памяти и в детях наших, которых только мы и могли выпестовать, которых только мы и могли всегда и здесь на Земле еще, и так невероятно случайно обретать и страстно оберегать только их.
Наш Алексей Ваямретыл ведь всю свою такую короткую жизнь исповедовал путь настоящего японского преданного и верного своему хозяину самурая – тот истинный путь их воина, и ни на грань от этого не отступал он. Поэтому-то он, прежде всего, постоянно боролся и сам с собою, и вероятно еще со всеми нами, кто его хорошо знал и кто его сегодня помнил, да и помнит сегодня.
Он хотел с детства, с того дня, как себя осознал, как настоящего человека и помнил себя – хотел быть похожим на них, на великих и мужественных средневековых японских воинов-самураев. Он хотел, чтобы и его совсем недавно рожденный маленький сын Александр, знал буквально всё о самураях и вот я, помня его такое не обычное для нынешней жизни желание и по сравнению с ним, обладая полной свободой выбора в передвижении по миру, в том числе и материальную, однажды, будучи в очередной раз по своим издательским делам в Москве тоже и, тогда же в 2010 году зашел в какой-то магазин где-то в сентябре и это правда, сохранился в книге даже чек того магазина, я прогуливаясь по старым московским переулкам зашел где-то в центре в один из московских магазинчиков и, случайно в удивительном полуантикварном магазинчике случайно увидел прекрасную, отлично иллюстрированную книгу Томаса Льюиса и Томми Ито «Самураи: путь воина» перевод с английского 2008 год, издательство «Ниола-Пресс» и совсем бегло, мельком, пролистав несколько страниц нисколько, не раздумывая, решил её купить. И удивительно, а наш друг Алексей Ваямретыл именно в то же самое время, там на северной Камчатке вероятно безвести и уже неведомо как, пропадал для всех нас, только он был еще в своём агональном беспамятстве пил в домике остатки чистой речной здешней воды нилгикын мымыл, которая уже не давала ему ни тех жизненных особых своих сил, ни того водного вдохновения к жизни, которое у него было всегда и ранее…
