Алексей Ваямретыл – лежащий на быстрой воде. Путь преданного своему хозяину камчатского самурая - страница 7

И, малый Денис убегает по льду вниз и продолжает зачарованно смотреть на своего отца, и громко просит его не покидать его теперь, и здесь после такой вот удачной их охоты.

– Отец! Отец! Отец! – только он сам и слышит свои мольбы неведомо к кому теперь и адресованные, так как отец из того водяного или ледяного его плена вероятно уже ничего и не слышал. А, рядом только разве собаки его и слышали его безответный зов не то к самому отцу, не то к здешней реке и к её на его глазах бурлящей пучине, во власти которой они вот так по вине здешней росомахи и вдвоём оказались.

И, эхо от близлежащих гор подхватывает его взволнованный детский никем не утешенный крик.

– Отец!.. -Отец!.... -Отец!......... –Оте…!............ От!…… О!………..

И в миг, как эхо само куда-то быстро удаляется прячась наверное в многочисленных здешних распадках, наступает затем безмолвная здешняя мёртвая тишина, только слышно, как виновато скулят их собаки, так как их лапки теперь в той ледяной в воде, которая бурлит вокруг них, так как они тоже оказались в водном потоке и, не могут оттуда никак сами без помощи хозяина вырваться только натягивая свои постромки …

А, где же теперь их хозяин они и не поняли, так как весь свой охотничий азарт тогда и в тот момент они, и сосредоточили на бегущей росомахе. А, что же на самом деле происходило там сзади они не ведали и, почему сами оказались в воде также они не понимали, вероятно по своей по их особой собачей природе и по здешнему их камчатскому предназначению.

А еще малый его сын, только видит, как его отцу там очень тяжело, как тому трудно подняться из подо льда и он по-своему малолетству еще не понимает, что у отца уже нет ни сил, и нет ни реальной физической возможности, чтобы своими с каждой минутой слабнущими без кислорода руками поднять эту речную сплошную от берега до берега тяжелую глыбу льда, чтобы ему самому вырваться из этого смертельного теперь для него бурного водного потока, и сколько он еще там под этим прозрачным ледяным стеклом будет бороться за свою жизнь, о чём будет он его отец думать в эти последние мгновения, еще ведь видя одиноко стоящего на льду своего единственного сына, и даже сын не ведает на сколько времени его отцу хватит тех жизненных сил, легко, уходящих из его тела. Денис ничего того не мог знать ни по своему теперешнему детскому возрасту, ни по тому своему малому жизненному опыту, который у него был на данный момент.

И, вновь в его ушах только слегка, приглушенное эхо от сопок, в его ушах его же надрывный крик:

– Отец! -Отец!.. -Отец!.... -Отец!......... –Оте…!............ От!…… О!………..

А затем, то не громкое, как бы и извиняющееся скуление, несомненно еще как виноватых собак лапки, которых были в журчащей как весной воде и, те начали от холода сильно всем телом дрожать, пытаясь согреть себя как-бы этой дрожью изнутри….

И теперь, в теле Дениски только страх здешнего вывенского одиночества и здешней снежной его безвестности… Он один одинешенек здесь на этом скользком таком прозрачном как само стекло льду…

– Думал ли он в эти мгновения о чем-либо земном и осмысленном для самого него?

Трудно сказать нам.

– Как теперь быть ему? Что ему теперь делать?

Он не знал и не понимал… так как до настоящего такого трагического момента за него всё и всегда решал любимый им отец или его всегда добрая к нему мать Татьяна Ваямретыл. Ему только требовалось покорно следовать за ними, как тенью, сопровождать их, иногда помогать им, часто поддерживать, а еще таскать дрова, да выполнять тихие просьбы полуслепой бабки, которые он всегда выполнял с радостью, так как у той всегда в кармане найдется, что-то по-настоящему вкусненькое или даже слад ом на охоту на своих собачках у неё не было никакой особой тревоги или даже предчувствия за свою или за их жизнь, так как её муж был довольно таки опытный охотник-промысловик, знающий здесь в округе десяти, а то и двадцати миль буквально каждую тундровую кочку, знавший буквально каждый камешек вмерзший в землю, знавший буквально каждый взгорочек, знавший буквально каждый такой крутой поворот реки и даже каждый вновь образованный весной залом на ней. Здешние их речные друзья рыбаки – медведи-умки уже давно спали на припасенной с лета травке по своим теплым берлогам, обустроенным заранее еще теплым летом. И, даже случайная стая рыщущих волков или одинокая злая здешняя росомаха для её мужа Александра не было чем-то из ряда вон выходящим здесь, где муж её был не менее сильным, чем и сам хозяин здешних мест – умка-медведь здешний семисоткилограммовый увалень, под осень с трудом носящим себя на коротких ногах. Её муж мог любую березу согнуть в дугу. Да еще, он у неё и вооружен ружьем ТОЗ-12 хоть и стареньким, от родного отца осталось, но всё же и утка в доме была, и куропатка попадалась ему, и зайчики не могли отвертеться, не говоря уже об свежей оленине, которая и соленая, и сушенная была давно на длинную зиму заготовлена. Да здесь и зимой у охотника, и у рыбака, и гольчик с харитоном есть, и куропатка, да и зайчики даже без ружья на не мерянных тропах в петли часто они попадали….