Петр Аника, как бы лучше чувствовал ситуацию и был как всегда в это время года в своих осенних резиновых сапогах. Быстро, приподнял и через шею подвязал широкие голенища, закрепил их на шлейки через шею своим припрятанным в кармане кожаным ремешком с которым никогда и не расставался и зашел в бурный поток воды, натянул кожаные давно промокшие постромки от нарт и своим коротким пареньским острым ножом легко обрезал их и задубевшие нартовые собаки лайки вмиг вырвались на свободу и начали облизывать себе давно промерзшие лапы, так как те были все давно в сосульках льда. Затем старшие мужчины вдвоем и, тяжелого оленя им удалось вытащить из омывающей его воды не без труда, переложили его на свою сухую, стоящую поодаль нарту, чтобы не обломать края тонкого льда и сами на лёд старались ходить по одному придерживаясь за длинную палку, которую помощники держали вдвоем стоя у берега, где лед попрочнее да и не такая быстрина речной воды.
– Денис, что же здесь случилось? – спрашивали взрослые соседи сами легко, догадываясь теперь и как бы реконструируя недавние события, что здесь буквально час назад с ними двоими случилось. Они легко восстановили череду трагических здешний событий, видя следы нарты на льду, видя этих полузамерзших лаечек, видя погруженного в воду застреленного его отцом оленя.
Теперь от страха Денис, не мог им ничего сказать и только показал свое лицо, и направил руки под лед, показывая, что эта быстрая вода – нилгыкын мымыл эта речная быстрая вода легко унесла лицо его отца куда-то вниз. И Денис, опустив руки шел вдоль берега показывая где он видел лицо своего любимого отца. Мужчины взяли в руки кто топоры, а кто давно прилаженную на шест пешню и пошли по льду за ним вниз. Шли таки довольно долго, просматривая берега справа и слева, и уже, наверное на шестом километре на крутом повороте реки у сыпучей горы подо льдом увидели тело его отца, возлежащее, как в каком-то не вероятно сказочном стеклянном саркофаге, за этим прочным ледяным прозрачным стеклом из чистейшего без какой-либо соринки льда. Не без труда разрубили в этом месте довольно толстый но прозрачный лёд и кряхтя достали давно остывшее в воде тело его любимого отца Александра. Затем они уложили его сначала на берегу на снег, прикрыв веки ему еще широко открытых глаз. Старший Ахытка побежал вверх по течению и через несколько минут вернулся назад со своими нартами, и сразу же погрузили тело отца, всего мокрого в нарты. А на других нартах повезли убитого им оленя в селение Ветвей. Рядом шел Дениска, держа отцовский холодный большой палец и, не вынимая его из своих оледеневших рук, хоть рука его и давно дрожала от пронизывающего холода. Но, ему хотелось еще разок ощущать родное родительское тело хоть и без того ранее жизненного его внутреннего тепла, которое уже не могло его ничем и никак согреть, как это было буквально ранее и недавно, когда отец своим горячим дыханием всегда разогревал ему замерзшие руки и на рыбалке, и на охоте, да и даже прятал их подмышками своими, когда там в его кухлянке сухо и тепло, что рукам Дениса становится так уютно, так по-особому итак по-родному. Еще ему хотелось, чтобы его отец сейчас же проснулся, чтобы тот похлопал его по затылку и как всегда ласково, как это он умел делать, еще и приободрил теперь его.…
___
Сегодня маленькая камчатская деревня Ветвей была вся взбудоражена, так как весть из одного дома в другой дом была разнесена не только здешними черными воронами, но и тем громким лаем собак, который в таких случаях особо у них звонкий и он заливисто перекатывается по всему их селу, вытянувшемуся вдоль крутого правого берега притоки Вывенки.
