Они раздеваются и лезут в воду. Визг, писк. Вода, наверное, холодная. А я сижу на бревне. Юбка до трусиков задралась. Да кого стесняться? Все свои.
Накупавшись, девчонки вылезают, и мы накатываем винца.
– Всё равно холодно. Давайте в волейбол! – предлагает Наташка.
Достаётся мячик, и вперёд!
У меня от каждого движения груди колышутся во все стороны. Ещё одно новое ощущение, от которого у меня голова закружилась. Я стала даже лёгкие мячи пропускать.
Наташка моментально отреагировала на моё состояние:
– Что, Алёночка, устала?
– Можно и так сказать, – отвечаю.
Наташка понимающе смотрит на меня, улыбается, и игра закончена.
Беру гитару, и, выпив ещё по стаканчику сухенького, поём песни.
А день начинает клониться к вечеру. Под деревьями становится всё темнее. Я подкидываю в костерок веток, и он разгорается. Девчонки переоделись, и мы сидим вокруг костра и смотрим на огонь.
– Всё, девоньки, пора домой, – говорит Людка.
Мы тушим костёр, собираем все найти пожитки в багажник и садимся в машину. То, что Людка выпила, никак не отражается на её способностях управлять машиной. Главное на ментов не нарваться. А с другой стороны, откуда они здесь? На лесной дороге? Людка включила фары, потому что стало уже совсем темно. Так и добрались до нашего городка.
Людка привезла нас в наш двор:
– Багажник завтра разберём, ладно? А то сейчас темно, да и притомилась я чего-то.
Мы с Наташкой ничего не имеем против, потому что и сами чувствуем то же, что и Людка. Прощаемся и наверх, домой.
– Что, устала? – спрашивает меня Наташка, когда зашли в квартиру.
– И не говори, – отвечаю.
– Я тоже.
И, даже не включая свет, раздеваемся и бухаемся спать.
Вот так и прошел наш девичник. И вроде ничего особенного, но как дороги эти воспоминания для меня, Алёны!
Солнечный день. Мы идём с Наташкой из дальнего магазина через парк. В руках у меня пакеты, а Наташка держит два мороженых.
– Всё. Давай здесь на скамейку сядем, а то до дома оно всё растечётся.
Уселись. Тут Наташка мне и говорит:
– Знаешь, Алёночка, нам в воскресенье предстоит одно очень важное мероприятие. Так что ты, дорогуша, должна знать об этом.
Тон, которым она говорила, поселил в меня тревогу:
– И что на этот раз? – спрашиваю.
– Мы с тобой идём на юбилей маминой подруги, ей пятьдесят лет. Ты тоже приглашена. Всё будет происходить в нашей кафешке. Ты же знаешь, где это?
Знать-то я знаю, но новость привела меня в смятение.
– Не, Наташ, ну ты даёшь! Это кому же пришла в голову идея меня пригласить? Я ведь, по большому счёту, и с мамой твоей не знакома как Алёна, а уж какое мне дело до её подруги? – говорю.
– Мамина это идея. Она мне и сказала, чтобы ты пришла вместе со мной. А как ты думаешь, зачем мы тебе парадное платье покупали?
– И ты всё это уже тогда знала и мне не сказала ничего? – я аж задохнулась.
– Ну, конечно, не точно, но платье тебе и в дальнейшем пригодится.
У меня нет слов. Я молчу и, забыв о мороженом, смотрю на Наташку. А мороженое тем временем тает и течёт на землю.
– И как ты себе это представляешь? Ведь и мама твоя, да, наверняка, и кто-нибудь из гостей со мной, не Алёной, знакомы, – говорю Наташке. – А ну как кто меня узнает?
– Никто тебя не узнает, – почти по слогам говорит Наташка. – Мы уж сколько раз сталкивались со знакомыми и прошлым летом и этим. Тебя хоть кто-нибудь узнал?
– Нет. Но ведь встречи были на раз-два-три: встретились, головой кивнула, прошли мимо. А здесь целый вечер за одним столом сидеть. И самое главное, я что, опять молчать буду? Осточертела мне моя немота! – мне и в самом деле очень хотелось, чтобы Алёна заговорила, но как?
