Уж не знаю, что у него за враги, но никому его не отдам.
Запрыгнула в подъезд, чуть не врезавшись в выходящего из него высокого крепкого мужчину бандитской внешности. Сердце передернуло, я застыла как вкопанная, пока он не поздоровался.
Ответив кивком, я вспомнила, что это новый сосед, снимавший квартиру парой этажей выше. Никаким бандитом он не был, чинил мобильники. Что не померещится на нервах?
Поднявшись на лифте, забежала в квартиру. Алекс лежал на диване в той же позе, в которой я его оставила. Дышит. Слава Богу!
А вот Мальвина уничтожала упавшую новогоднюю ёлку с таким рвением, будто искусственное дерево сожгло её будку и запретило собачий корм.
- Успокойся! Фу! – наорала на собачонку, вспомнив, что так и не дала ей ужин. Ничего. Минуту подождет. Полторы ампулы, значит…
Открыла лекарство, набрала содержимое в шприц.
Это куда колоть-то? В бедро? Не переверну я его. В ногу? В плечо? Попробую…
Присела рядом с Алексом, секунду полюбовалась. Какое же красивое лицо. Будто созданное искусным скульптором. Все ровное, прямое. Высокий лоб, мужественные скулы, а этот нос…
Попробовала кожу – надо колоть.
Попробую.
Коснулась иголкой кожи оборотня, и тут же мое запястье было сжато его пальцами. Я даже не поняла, когда это произошло.
Он смотрел в мои глаза звериным, недобрым взглядом, от которого меня передернуло.
- Ты кто такая? – спросил он.
***
- Кто ты? – повторил оборотень громче, сердито, сильно сжав мое запястье.
- Оксана, - вырвалось из моего рта.
- Какая Оксана?
- Я нашла вас на лавочке пару часов назад. Вы были ранены, - отчеканила я.
Алекс закрыл веки, кажется, вспомнил, и упал обратно на кровать.
- Что ты мне хотела уколоть?
- Жаропонижающее. У вас температура.
Он взял у меня шприц, присмотрелся к нему, кажется, даже принюхался, а затем уколол его содержимое себе в плечо и снова откинулся на кровати.
- Алекс…
Он молчал. Кажется, снова отключился. Через минут десять-пятнадцать его тело заблестело от пота. Кажется, температура спадала.
Любоваться блестящим торсом можно было вечно. Но я проверила раны. Те стали заметно меньше. И правда, на оборотнях все мигом заживает. Вскоре он окончательно придет в себя, уйдет, и вряд ли я его когда-нибудь еще увижу. Признаться, что отец он, я почему-то не могла. Будто сам слова хватались, царапались, ни за что не хотели появляться на свет. Странно, оборотень должен был почувствовать, что я беременна от него. Может, то, что говорят о них – вранье или касается не всех, а может, все из-за ран и шока.
Кто же ты такой, Алекс?
Покормив Мальвину, я села в кресло рядом с Алексом и любовалась им. Плавно поднимающаяся и опускающаяся покрытая капельками пота грудная клетка гипнотизировала. Татуировка на руке казалась все такой же непостижимой, неземной. Слегка приоткрытые губы так и просились, чтобы их поцеловали.
А еще запах…
Тот самый, который я ощутила еще в клубе. Думала, что это какой-то элитный одеколон, но нет. Это был его естественный запах.
От него мурашки бежали по коже…
Не может этого быть. Он не может спать здесь, прямо у меня дома. Сон кончится, как только он проснется. Может, он все вспомнит, в том числе и меня. И тогда…
Хотелось поговорить с ним.
Хотелось услышать ответы.
Но если он не вспомнит, что тогда? Смогу ли я рассказать ему о той ночи, о беременности…
Поверит ли он?
Часы показывали четыре ночи, и меня медленно, но верно сковывал сон. Прямо в кресле.
