Алфавит грешника. Часть 1. Женщина, тюрьма и воля - страница 11

А после жизни – пышных похорон.

Поэтому, быть может, изначала

Так и задумано неведомым лицом,

И мы живём по дьявольским лекалам,

Забытые придуманным отцом.

«Жизнь моя, как суровая бязь…»

Жизнь моя, как суровая бязь,

Под воздействием влаги и солнца

На кусочки, в клочки расползлась

До последнего волоконца.

Не заштопать и не залатать,

Не найдется такой мастерицы,

Чтобы в дело пустила опять,

Что уже ни к чему не годится.

И никто в этом не виноват,

Что щелчком из программ электронных

Меня вычеркнет некий Госстат,

Сократив дефицит пенсионный.

В честь чего ты с собой алкашам,

Сколько будет их возле могилки,

Разведённого напополам

Спирта дашь по литровой бутылке.

Да в дешёвом кафе за углом

Два десятка больных и болезных

Посудачат о прошлом моём

С видом, сколько возможно, любезным.

Чтоб земли нарастающий гнёт

Оградил меня крепче гранита

От того что, тебя увлечёт

В круговерти житейского быта.

Но припав головою на грудь

Заменившему мёртвого мужа.

Если можешь, прости и забудь,

Если был я хоть в чём-нибудь хуже.

«Жить не по лжи – уже бунтарство…»

Жить не по лжи – уже бунтарство –

Менты докажут, отследя,

А граждане и государство –

Всего лишь слуги для вождя.

К безумствам чьим глухи и слепы

Вчерашние говоруны,

И потому к духовным скрепам

Пожизненно осуждены.

Когда в шмотье, подбитом ватой,

В надплечье головы вобрав,

Толпа плетётся виновато

Для предназначенных расправ.

Ей непонятно, бестолковой,

За что господь из раза в раз

Страну мою своей суровой

Рукой наказывать горазд.

«За ручьем, где у птиц водопой…»

За ручьем, где у птиц водопой,

Открываются вашему взору

Сосны, лезущие толпой

По засохшему косогору.

Дальше – куст алычи да айва

Под колючим присмотром кизила,

Да чужая, по пояс, трава

Чьё-то поле заполонила.

Выше – старый, разбитый аул.

Улиц абрисы видятся еле,

Будто иблис крылами махнул,

И Ермолова трубы запели.

Но беспечно, как пьяный лезгин,

Что в кровавых набегах успешен,

Пляшет ветер, прорвавшись с равнин,

Между каменных мшистых проплешин.

А над всем этим смутно видны

Ледники дагестанского плато

В окружении голубизны

Бездны неба без точки возврата.

«Забывшись или голося…»

Забывшись или голося,

Прости меня за всё и вся.

Но сделай так, как я хочу –

Прижмись к холодному плечу.

В минуту горькую, в которую

Ещё рассудок не погас,

Не добивайся помощь скорую,

Добро – приедет через час.

В канун веселья года нового,

Когда гримасой скошен рот,

Врача не трогай участкового –

Лишь после праздников придёт.

Ни близким и ни дальним родичам

Не сообщай, что может быть,

Ведь из таёжного урочища

Им за неделю не прибыть.

Ну, а тем более случайные,

Меня не знавшие совсем,

Чины и службы чрезвычайные –

У них своих полно проблем.

Ведь не за стол – на место лобное

Спешу, теряя пульс и вдох,

Когда случается подобное,

Помочь бессилен даже бог.

Пойми одно: ведь только ты

Вольна вернуть из темноты.

Прижмись к холодному плечу.

А если нет – зажги свечу.

«Задумано ловко неведомой силой…»

Задумано ловко неведомой силой,

Узнать бы подробней, какою, хотя,

Кому это знание жизнь удлинило,

Признав и заслугою важной зачтя.

У времени выбор предельно короткий,

И тем он обиднее для мужика,

Когда всего вдоволь за вычетом водки,

Которой всегда не хватает глотка.

Последнего, самого нужного телу,

А может душе, кто их в этом поймёт.

Так не пожалей мне в стекле запотелом

Сто грамм под с зернистой икрой бутерброд.

«Заедали мы хлебом с луком…»

Заедали мы хлебом с луком

Водку горькую, как вина,

Да с попутчиком одноруким

Назад Вперед

Алфавит грешника. Часть 1. Женщина, тюрьма и воля - страница 11

Похожие книги