– Мать моя, ты раствор нам подашь? – кто-то ругался со строившегося дома. – Ивлев приехал ведь!
– Что ты мне: Ивлев. Пень он, твой Ивлев! – открикивался кто-то снизу. – Заказывали ему пять кузовов, а он – два привёз.
Скептик проследовал через ворота, приблизился к группе людей, попросил закурить, потому что забыл сигареты, спасаясь от Балабола, на раковине в туалетной комнате.
– Корреспондент, что ли? – спросил, кто открикивался.
– Нет. Тут рядом общество. Я оттуда, – затягиваясь, сообщил Скептик.
– А, хрюкачи! Знаю-знаю. Ну, сколько в обществе зарабатываешь?
– Сто семьдесят в месяц.
– Тю, Москва, ты больной, что ли?
– Я не врубился.
– Как сéмью содержишь?
– Я не женат.
– А то к нам давай, если, правда, не пьёшь. Через месяц платить буду двести, а там – по работе. Я здесь прораб. В людях нужда. Командировки у нас денежные бывают, на Север, на Дальний Восток. Интеллигент у нас есть, в каменщиках. Вот как ты раз пришёл посмотреть и остался. Что я болтать, говорит, буду почём зря. Вкалывает теперь дай боже.
– Не хрюкают здесь у вас?
– Времени нет. Станешь хрюкать, тебе кран бадью спустит на голову. Слово – дело, хрюкать опасно. – Прораб покривился и почесал висок. – После работы, конечно, бывает. У телевизора или газетку читаешь, а там хрюканье, ну, и сам… Мы писали, запрашивали, что, мол, такое творится, а нам объяснительная директива с этими самыми хрюероглифами. Сам Ухерин – слыхал? – приезжал к нам проветривать нам мозги. Эпидемия с запада, говорит, говорит, а потом и давай как обычно: в преддвехрю знамехрю… А, вон Ивлев. Сейчас я его! – И Прораб убежал.
Скептик понаблюдал, как высоко на стене каменщики кладут кирпичи, и направился к зданию общества.
На повороте проезжей части у крышек канализации происходило сражение. Псы терзали ворону, которая опустилась в их тёплый оазис погреться и громко скандалила: – Зверь проклятый! Я обдирайт вас на шкуры, сразу как человек! Дай крыло из зубов!
Скептик палкою разогнал драчунов, и ворона, запрыгнув ему на плечо, показала крылом вдаль. – Быстро, друг! Быстро отель Насьональ.
Перья этой вороны торчали, как иглы дикобраза; в волнении перебирала она, поудобней устраиваясь, синюшными лапами, до когтей скрытых чёрными перьевыми штанишками. Рассмеявшись, Скептик тронулся дальше.
Пока он писал заявление об увольнении, птица расхаживала взад-вперёд по столу и ворчала:
– Русский традиция волокитство… Как можно такой темп выходить мировой лидер? – Походя она стала скидывать на пол бумаги, имевшиеся на столе в изобилии. – Кой чёрт это нужно? Бизнес не надо доказывайт, бизнес доказывайт сам себя!
– Не из Кремлёвского ли зверинца? – подкалывал Скептик. – Славно подкована по политической части.
– Не понимай ваш ирония. И не желайт шутить!
– Хрюйя-хрю? – залетела в дверь журналистка Трещи Какпредписавна, спрашивая таким образом бог весть что.
– Хрюки, – ответил ей Скептик и, встав, вежливо указал птице в сторону двери. – Прошу.
Были московские ранние сумерки, когда вышли они из метро на Кузнецком мосту и в потоках людей двинулись вниз на Неглинную. Так как птица сидела за пазухой, возле Лавки Писателей Скептика обстреляли сдавленными вопросами: «Что сдаёте?» – «Историю государства Российского», – пошутил он с намёком и продолжал путь, а на троллейбусной остановке, остановившись, был окружён молчаливыми ожидающими фигурами. Он отошёл к милицейскому лейтенанту, случившемуся поблизости, и спекулянты немедленно разошлись не оглядываясь.
