Так же, конечно, не исключается совершенно вариант с наличием вот такого внутреннего запала в каждом из присутствующих в этой комиссии заслуженных работников культуры – без этой внутренней взрывной энергетики практически невозможно добиться такого повсеместного признания у зрительской публики – но тогда было бы крайне практично, если бы вы, молодой человек, не создавали глубокую интригу, сталкивая лбами людей заслуженных и не заслуживших для себя такое откровенное оскорбление, где их пытаются столкнуть друг с другом, сравнив между собой.
И если хотите знать, то любые сравнения неуместны в среде высокоинтеллектуальных и культурных материй. Каждый талант талантлив своей неповторимостью и индивидуальностью. А вы тут пытаетесь подвести всех под одну гребёнку, пустить в тираж этой попыткой сравнить. Нет уж, ответственно вам заявляем. Ничего у вас не выйдет из этой вашей провокации. Все мы несравнимые таланты и гении. А вот с чем мы не сравнимы, то даже не пытайтесь своей новой провокационной издёвкой заставить нас переругаться.
– О чём это вы, молодой человек? – предельно хладнокровно (мол, не стоит нас тут запугивать) и жёстко задаётся вопросом Анатоль Зазнавский.
– О том ружье, которое должно выстрелить, если оно висит на сцене. – Как само собой разумеющееся говорит Адам, да ещё так бесхитростно, что все члены комиссии были убеждены Адамом в том, что это ружьё и в самом деле сейчас где-то висит на сцене, где они все находятся и проводится этот конкурсный приём в труппу театра. Ну и как следствие этого своего убеждения, все сидящие за столом члены комиссии с правом решающего голоса естественно – их число варьировалось от трёх до четырёх (тот из них, кто вносил вот такую числовую неопределённость, был временно исполняющий директора, Станислав Немыслящий, который по этой выше озвученной причине не в полной мере мог исполнять свои функции, вынужденный прислушиваться к мнению уже давно утверждённых и исполняющих свои должности товарищей) – и даже присутствующие в качестве сторонних наблюдателей для массовки как обычно люди из числа актёрской массы, плюс сидящая за отдельным столиком так называемая стенографистка, кто для отчёта фиксировала результаты прослушивания, начали сперва переглядываться друг с другом, явно подозревая друг друга в наличие скрытого от всех соучастия с этим Адамом. Кому он решил поспособствовать в поступлении за хорошее с его стороны вспоможение, придумав этот трюк с ружьём.
Правда, в чём тут заключается фишка, никто так понять и не может. И тогда все начинают оглядываться по сторонам, ища там за что мог бы зацепиться этот провокатор Адам, сумевший всё-таки их вывести из себя и не сидеть сиднем на одном месте.
И больше всех других выведен из себя Анатоль Зазнавский, не привыкший, когда им таким образом крутят и понукают. Это прерогатива находится в его руках, и он не позволит никому, чтобы им так пренебрегали.
– Выражайтесь ясней. – Предельно строго, и он не позволит тут над собой шутить, обращается к Адаму Анатоль Зазнавский.
– Куда уж ясней. – Уже без всякого заикания со своей стороны, предельно чётко игнорирует взглядом Анатоля Зазнавского Адам, на кого смотреть приятного мало, смотря и обращая общее внимание в сторону всего того, что находится ниже крышки столика, за которым сидит эта стенографистка и на которой помещены её руки и она сама. А вот что находится ниже этой крышки, складывается такое у всех туда посмотревших людей ощущение, что всё это живёт своей отдельной жизнью, совершенно не похожую на ту что сверху, и за которую мол, не отвечает вся эта деловитость и прилежность исполнения своих деловых качеств стенографистки, позволяя себе откровенные выпады в сторону некоторых людей в приёмной комиссии, кто облечён тяжёлой ответственностью нести груз супружеской верности, когда мир так представителен и изощрён в своём разнообразии предложений для одинокого, но разгорячённого сердца.
