Алиа. Расстояние длиною в столетия - страница 9

«И такая возможность существует. Она существует. Существует», – утвердительно повторяют мои мысли как эхо.

Одна моя половина осторожна, осознавая всю нереальность и невозможность услышанного от Элы. Возможно, если бы мы не были вырваны из сказки в ее середине и повергнуты в бездну – девушка в прямом, а я в переносном смысле, – все бы прояснилось. В конце сказки стало бы ясно, что речь идет о девичьей фантазии, о мире красочных желаний и предположений. Другая моя половина, глядя в прошлое, регистрирует, что, начиная с первого сообщения до последних минут Элы, все связанное с ней было нереально, сказочно. И тем не менее оно было, и я тому свидетель.

Теол выслушивает меня, не проронив не слова. Лишь к концу моей истории о его внучке и ее словах я наблюдаю изменения на его лице. Старик закрыл глаза, но искажение черт его лица выдает сильное волнение. Худая грудь вздымается. В какой-то момент мне кажется, что я слышу выдох облегчения. Он плачет. Но в этом плаче нет отчаяния. Тем легче для меня. В этот момент мне не нужно понимание. Никакая из реакций Элы не была ожидаемой, но все были прекрасны. Видимо, поэтому, воспринимая облегчение старика, я сам чувствую облегчение, и меня не занимает объяснение очередной, диаметрально противоположной к ожидаемой мною эмоции. Я просто вижу и знаю, что он знает то, что хочу знать я. А я хочу знать только одно: как могу сопровождать путь ее души и присутствовать в реализованных ее Ядром воплощениях.

Вера задала домашнее задание на всю неделю. Очередное сочинение. Тема: портрет. Автопортрет либо портрет человека, известного всему классу. Смелая она женщина. Не боится получить в руки свое собственное нелестное описание. Честно говоря, Вера в общем и целом ок. И как преподаватель родного языка и литературы. И как человек тоже «с пивом потянет», применяя избитое выражение.

Конечно тот факт, что ее дочка, ученица младших классов, регулярно ожидая маму после окончания уроков, сидит на свободном месте задних рядов, громко уплетая сэндвич с чаем, не оптимален. Дело, конечно, не в малышке. А в том, что ее мама не обладает чуткостью попросить ребенка шмацать, чавкать и облизывать пальцы за дверью класса, где сидят почти тридцать ее к концу учебного дня о-о-о-очень голодных учеников, которые по запаху безошибочно определяют, что сегодня находится между двумя длинными и толстыми кусками серого хлеба. Сыр, колбаса, вареное вкрутую яйцо, тунец, пахучая зелень или творог с повидлом, а периодически даже красная икра. Несмотря на то что от внимания Веры точно не ускользает постоянное поворачивание голов и вожделенное зависание взглядов на бутерброде ее девочки, она не меняет ситуацию. На самом деле, очевидно, это совершенно не проблема Веры, а лишь наша. Вопрос только один: почему мы все терпим и молчим, пуская слюни?

Ну ладно я. Я вообще по жизни тот, кто наблюдает, терпит и молчит. Ну а другие? Они же не как я? Это не вопрос, это утверждение: они точно не как я.

Вот и плавный переход к автопортрету получился.

Девушка (до сих пор девушка) по имени Али́а уже целых 17 лет.

Ничем не примечательная внешность. Заторможенная скорость реакции. Успеваемость хорошая, но ничего выдающегося.

Проблемы: проблем нет (как минимум ярко выраженных).

Достижения: таковых тоже нет.

Хобби: книги и балет.

Правда, балет я бросила в позапрошлом году после восьми лет усердных, любимых, многочасовых тренировок четыре раза в неделю. В зеркале во всю стену балетного зала, держась за деревянную перекладину, я чувствовала себя очень красивой. Концентрируясь на моем теле, отточенности движений, элегантности отражения в зеркале, я сама была центром моего мира, остальное и остальные вращались до, во время и долго после балетной тренировки на своих орбитах, не касаясь и не интересуя меня. Королевская осанка, черное трико, юбка, выкроенная мамой из прозрачной занавесочной ткани, и свобода. Свобода, поскольку никто из моих домашних не ставил под вопрос важность моих балетных занятий и не требовал моего присутствия или внимания для себя.