Зачерпнула она колодезной водицы, глаза закрыла и трижды произнесла: « С собою беру свою добрую, счастливую Судьбу!». Едва она это сказала, как засветилась вокруг неё самой золотая сфера. Глянув в отражение воды, увидела Лика в нём красавицу. Волосы её прибраны в косу, головушку кокошник с каменьями драгоценными украшает, сама в платье нарядном. Манит красавица Лику рукой и манит, приглашая поглубже заглянуть. Вгляделась Лика глубже, а там девица сидит, точь в точь, как она сама. Наряды её красивые, голубые, вот только сама печалится. «Я мать-Вода, прими же меня!» – говорит дева Лике. «Слёзы твои никому не нужны!» – услышала Лика голос из колодца, глянув в колодец, увидела водяного.
– Тебе чего надобно, старый хрыч? Чего это ты мне в колодце моём воду мутишь? Не место тебе тут!
– Творю, что хочу, оттого и мучу! Посмотри на себя!
Глянула Лика опять в ведро с водой, а там, на дне мать-Вода превратилась в печаль!
– Мать-Вода, принимаю тебя, и печаль свою, тоже приму. Слёзы мои мне нужны. Имею право попечалиться в меру, когда захочу, и посердиться могу, хоть многим это и не по нраву!
Вынырнула мать-Вода из ведра, руку Лике подала. Тут дождь полил, всю печаль сердечную, о былом Лике с сердца смыл. Смотрит Лика, появилась пред ней тропа, дождик утих. Вступила она на тропу и опять молвила трижды: «Хорошая Судьба есть у меня! Счастливую, добрую Судьбу с собою возьму!»
Зажала она янтарь в руке, и тут же очутилась в дремучем лесу. Посередь леса того стоял тёмно-серый терем, вокруг него промозглый туман, рядом ель, а на ней та самая ворона сидит.
– Ну что, доигралась, пришла? Я тебя сюда не звала, а коли сама явилась, так отсюда теперь не выберешься! – прокаркала ворона, упала камнем вниз на тропу, оземь ударилась, превратилась в серую тень в оборванных одеждах. Тропа, по которой Лика сюда пришла, исчезла. Рядом с ней стоит пёс о трёх головах. Одна голова рычит, вторая стонет, третья недобрым взглядом глядит и сопит. Тут из терема вышла старуха. Волосы её растрёпаны, вся в репьях, нос дугой, ноги кривые. Идёт она с пустым ведром, землю подолом оборванных одежд метёт и говорит:
– Я твоя неудача-нищета. Удача твоя тебе не нужна. Коли ждёт тебя успех, раздели его на всех, себе меньше оставляй, миру всё своё раздай! Иначе, не видать тебе рая, как своих ушей. Коли сделаешь не так, ожидает тебя крах!
– Гкхы, гкхы. Ты меня, старая, не поминай, в оговорки свои не вставляй. Не для того я сюда пришёл. Буду я иметь успех, там, где вы живете век. Лика вот сюда пришла, с нею Добрая судьба, мне таких не одолеть, к вашему крыльцу присесть.
– Ах ты, старый бездельник! Совсем ополоумел? К моему крыльцу не подходи, я уже итак всё отдала, вот я тебе сейчас покажу! – завопила неудача-нищета на старика, бросилась она к крыльцу, хотела двери терема затворить, да не успела.
Крах как засвистит, да так, что ветер поднялся, рассыпал ветер тот неудачу-нищету, осталась от неё лишь горстка пепла. И горстку ту ветер унёс.
– Слишком много ты на себя взяла, голоногая неудача-нищета! Я тут отныне хозяин! – молвил старик крах.
Недобро посмеиваясь, отряхивая руки, взошёл на крыльцо, потом в терем, от чего тот и вовсе почернел. Крах затворил за собою дверь, погасил в тереме свет, терем и рухнул. Оказался старик крах под его обломками, закряхтел, заскрипел, сам весь развалился. Осталась от терема одна пустота, зато, дверь в подполье стала видна.
