Но у логистов всё иначе. Здесь я должна быть вовлечена в процесс. Всегда помнить, как и что я делаю. То есть – это не для меня.
К обеду я накручиваю себя настолько, что ошибаюсь уже не специально. Зато мой утренний успех теперь кажется случайным стечением обстоятельств.
– Алиса, задержись после окончания работы, нам нужно поговорить, – Дима смотрит на меня недолго, сведя по привычке брови к переносице, а я чуть не до крови кусаю язык. Киваю в ответ и пытаюсь спрятаться за своим монитором, будто меня тут и не было никогда.
Чёрт. Чёрт, чёрт!!!
В обед не могу перестать коситься на телефон. Прячу его в рюкзак, потом снова достаю – сила воли отказывает мне. Но чёрный экран не оживает.
Я должна радоваться. Я хотела именно этого – чтобы Максим утратил интерес. Всё идёт по плану, как и должно быть. Как было всегда.
Алиса, которая должна прятать себя от мира, быть серой тенью и выживать только так – без причин и целей. Старые рельсы, удобные и накатанные.
Кажется, у меня сломалось колесо. Не получается ехать так, как привыкла… Пара ярких осенних дней, и чулан, которого нет, распахнул свои двери, не желает закрываться назад. Будто какая-то часть внутри меня вставила свой кусочек в общий пазл, заявила о себе, и не желает отмирать.
Я не права. Я ой как сильно не права.
Ловлю свою руку в последний момент, уже открывшей переписку с Максимом. Одной проблемы на сегодня мне хватит.
Рабочий день заканчивается, расплёскивая шум голосов по коридору за дверью. Шум радостный, свободный, расслабленный. В то же время я чувствую себя последней натянутой струной в сломанной скрипке, которая никогда не играла.
Наталья уходит, и мы с Димой остаёмся в кабинете одни. Я делаю вид, что увлечена работой, но на самом деле уже битый час лишь создаю иллюзию. А он, действительно, погружён в процесс, ругается с кем-то по телефону, присев на свой стол и периодически нервно подскакивая. Голос у него жёсткий – услышав его на другом конце трубки, я бы стушевалась. Не уверена, что смогла бы ответить.
– Алиса, – он переводит взгляд на меня и уже после кладёт трубку. Тон всё тот же, и я пытаюсь провалиться сквозь землю. Сейчас мне и в аду было бы легче, чем под этим сверлящим взглядом. – Каждый должен заниматься своим делом. Каждый может обучиться, если не выходит, и это не вопрос таланта. Всё и всегда решают только границы личного усердия человека. Я терпеть не могу эти пространные разговоры про "дано-не дано". Всем даны руки, ноги и голова, а уж как распоряжаться дело личное.
Он аккуратно кладёт телефон на стол, поправляет его край, чтобы лежал ровно, строго параллельно кромке. А после широким шагом доходит до моего стола, упирается в него руками, зависая перед моим лицом. Не дёрнуться назад стоит мне больших усилий. Но вместе с тем я вижу, как глубокая складка между бровей становится мягче.
– Твой тихий протест выходит мне боком.
Мечусь между вежливой улыбкой офисной Алисы и огромными округлёнными от удивления глазами – страшно подумать, что сейчас представляет собой моё лицо. Потому что прекрасно понимаю, о чём идёт речь. Меня застигли врасплох, раскусили буквально за два укуса, и среагировать быстро, прикрыться нужной маской я не успеваю.
Спрашивать "о чём вы" будет сейчас очень глупо, но я всё равно открываю рот, чтобы начать. Дима тут же поднимает руку вверх и продолжает.
– Алия пребывает в святой уверенности, что у тебя нет своего мнения, голоса и планов – поэтому строит их за тебя как ей удобно. Это – ваши личное дело, и уж сама разбирайся, зачем тебе нужен такой геморрой. Но мне, именно мне, нужен работник. Не новичок, которого нужно учить каждому чиху – человек, знающий нашу фирму от и до, умеющий хорошо выполнять задачу. Сейчас это ты. Но ты решила, что нам не по пути, и саботируешь молча.
