Аллиумы - страница 20



Я наблюдала за туристами, многие хотели в жаркий полдень преподнести себе в подарок стандартный апероль, но все получали отказ, так как рядом проходил митинг! Я ещё больше удивлялась силе демонстрации и вообще её существованию. Никто не знал, когда митинг завершится и станет возможной продажа алкоголя.

Люди пили ласси. О да, этот ласси! Он мне порой приходит во снах, когда я уезжаю далеко от Москвы и её Центрального рынка. Много правильного йогурта и вкуса свежего манго, такая густая смесь жёлтого цвета. В детстве я всегда думала, что молоко, по тому, как оно выглядит, должно быть особым напитком: сладким, десертным, но начиная с садика ко мне стало приходить понимание, что это всё собственный вымысел. Да, так-то оно так, пока я не попала в индийский корнер и не попробовала то самое, заветное молоко. Мама мне говорила:

– Что ты всё ищешь в молоке? Это самый обычный напиток.

А я не унывала, я знала, что такое существует, и придёт время, я его найду, и нашла ведь в Москве, в момент, когда, казалось, я кормлю свою плоть и сознание с памятью вымыслом, нелепо созданным в угловатые и вместе с тем простые детские годы.

Обед подошёл к концу, я вышла из рынка и, словно по той самой итальянской лестнице, спустилась к Неглинной. Я ощущала себя вполне уверенно и даже приятно, в тот момент в голове родилось воспоминание, как лет восемь назад я гуляла по площадям Римини. На мне был чудесный белоснежный костюм с зауженными брюками и свободной, почти прозрачной блузкой, а ноги обнимали кожаные танкетки кораллового оттенка, я готовилась к выходу пару часов, и для меня та прогулка была значимой, я хотела себя показать и на других посмотреть. Очень важно я вышагивала по мостовой и представляла, как, должно быть, со стороны здорово смотрится мой летний наряд и моя летняя новая походка, подготовленная специально для Римини. Иду, иду, даже улыбаюсь, и вдруг на ровном месте, как всегда это бывает, спотыкаюсь и падаю. Как результат порванные на коленях брюки, вывихнутая лодыжка, ссадины на запястьях. Я нечаянно коснулась рукой блузки, и та запечатлела след свежей крови кораллового оттенка.

Хоть бы в этот раз так не навернуться! Но ведь, что забавно, сейчас не задумываясь я вновь подготовила особую походку и принялась себя нести. Вниз, к Неглинной. Вроде я справилась и ноги повели меня к Большому театру мимо мозаики Рериха, о которой и которого упоминают москвичи почти всегда, дабы показать уровень эрудиции. Действительно: часто, слишком часто вокруг носилась фамилия Рерих, и в конце разбивалась о собственную мозаику. Задолго до того здания я решила присесть где-нибудь и покурить, и что меня поражает до сих пор, сделать это в Москве вот так просто представляется почти невозможным. Дальше следует мой тезис: в Москве курить паршиво. Меня начала мучить совесть, и спокойно достать сигарету, а тем более зажечь её, мне хотелось всё реже. Но в тот день я рискнула и, найдя одно лишь подходящее место рядом с департаментом по культуре, плюхнулась на скамейку и начала, бесстыжая, дымить. Из заведения рядом вышла дама с чемоданом, похожим на гигантский спелый лайм.

– Не поделитесь?

– Конечно, – я протянула женщине пачку. – Извините, но дым на вас идёт из-за ветра.

– Да бросьте, я ведь тоже курю, – она удивилась и рассмеялась одновременно в одно мгновение. – Вы работаете рядом? – поинтересовалась хозяйка чемодана.