– Какие девчонки?
Альма молодец, что не предупредила его. Ни один актёр не сыграет растерянность лучше. Жозефа вмиг бы раскусили, если бы пришлось притворяться, будто он спит, потом просыпается, ничего не понимает. А так ему не нужно играть. Да, он и правда ничего не понимает. Куда они делись?
Начальник над его головой рявкает хозяйке:
– Ну и?
Несчастная глядит в окно. Она оборачивается, по лбу течёт пот.
– Клянусь вам, комиссар. Я видела их. Две…
Хозяйка делает странный жест – водит рукой перед лицом.
– Кто две?
– …негритяночки.
Видимо, она пыталась изобразить цвет кожи.
– В этом доме чтят закон, – продолжает она. – Я сдаю комнаты холостякам, женатым парам, дамам с честным именем. Но этот пройдоха, ничего мне не сказав, провёл в мой дом этих двух…
Хозяйка повторяет свой странный жест.
Жозеф смотрит на неё. Голова в чепце прекрасно понимает, что её донос надолго отправил бы их в застенки Шатле. Парижская полиция не знает пощады. Она жестокая, продажная и охотно извлечёт выгоду из всего, что не положено.
Однако, когда вчера вечером они пришли сюда втроём, Альма и Сирим не прятались. Хозяйка пообещала, что никому не скажет. И прибавила по пять ливров за неделю, если они хотят все жить в одной комнате. Плату она взяла вперёд.
Она рассчитывала избавиться от них с утра и сдать комнату кому-нибудь заново. Так она выручила бы двойную плату, не считая вознаграждения от полиции. Дельце выгодное и нередкое в её ремесле.
– Все жильцы обязуются вести себя порядочно, – бормочет она, – достойно…
– Раз вы так хорошо знаете законы, – прерывает её комиссар, – вы уплатите мне одиннадцать ливров за ложный вызов и обыск. Этот город – бурлящий котёл, где всё так и лезет через край. Если вы думаете, что у меня есть время гоняться за выдуманными девчушками…
– Одиннадцать ливров? – У хозяйки перехватило горло.
Комиссар указывает на двух помощников.
– И ещё по ливру каждому из моих людей.
– Ещё? – повторяет она.
– Два ливра плюс одиннадцать, тринадцать в сумме. И ещё пять нужно будет уплатить лично комиссару Фарадону на Стекольной улице, за протокол.
– Но разве не вы – комиссар Фарадон?
– Я. Тринадцать плюс пять – это…
– Восемнадцать, господи, – лепечет она, прижимая руки к корсажу.
Возможно, там она хранит сбережения.
– Восемнадцать!
Фарадон подходит к ней. Провожает до двери, но останавливается над полулежащим Жозефом.
– А тебе, малец, я дам совет…
Юноша поднимает взгляд, немного волнуясь.
– Стащи матрас на пол. Ниже будет падать.
Это всё. Полицейский со свитой уходят.
Жозеф остался один. Он наконец встаёт, заворачивается в простыню, оставив голым плечо. Прохаживается немного, как римский император, пытается прикрыть больше не запирающуюся дверь. Поглядывает на пустую кровать. Потом медленно подходит к стулу. Подняв висевшие на спинке рубашку и штаны, он обнаруживает под ними ещё одежду, но не свою. Девочки где-то совсем рядом.
Мгновение спустя Жозеф, полностью одетый и с сумкой через плечо, вылезает в окно, проходит по карнизу и оглядывается на крышу.
Альма и Сирим сидят на корточках в лучах солнца. Завернувшись в простыню, они ждут его возле пенька каминной трубы.
Жозеф издали кидает им ком платьев.
– Разбрасываетесь нарядами, а нас из-за них чуть не взяли!
Сирим оскорблённо таращит глаза.
– Жо!
Он смеётся, смотрит на Альму. Лук лежит рядом с ней. Жозеф прекрасно понимает, что это она только что спасла их всех.
