Девушки оделись, балансируя на крыше в окружении чаек. Простыню они в четыре руки аккуратно сложили. Жозеф стоял спиной, подставив лицо солнцу.
Теперь все трое сидят на краю кирпичного жёлоба, свесив ноги в пустоту. Они знают, что больше не останутся в комнате прямо под ними, где провели всего одну ночь. На покатой черепице исчезают последние следы росы. В воздух уже поднимается пыль.
– Где у них сады? – вдруг спрашивает Сирим. – Что едят их животные?
– Животные?
Жозеф смотрит на Сирим: она показывает вокруг, на простирающийся до горизонта город, и прибавляет:
– Они умеют строить высоко, но строят пустыню.
Она заметила, что камень и кирпич здесь сеют так же, как в её краю – арахис и рис. Там, в царстве Буса, с пустыней борются.
– Гляди! – говорит Сирим, глядя на бесконечные крыши. – Если я захочу есть, то даже не найду дерева с плодами.
– Ты хочешь есть?
Сирим замялась. Она это сказала не для того, чтобы жаловаться. Альма смотрит на неё с улыбкой. Жозеф достаёт из сумки кусок хлеба. Корка зачерствела, мякиш крошится, как мел. Они с трудом делят кусок на троих. Позже мы узнаем, что за последние сто лет хлеб ни разу не стоил так дорого, как в тот день, 12 июля 1789 года. Вдобавок он никогда не был так плох. Булочники из экономии разбавляют муку стружкой или гипсом.
Сирим впервые видит перед собой большой город. Прежде она знала лишь царство отца с матерью, палубу корабля «Братья», а позже Вултонские луга капитана Харрисона, под Ливерпулем, где пережила две самые суровые зимы.
– Они растят пустыню, – продолжает она тоном умудрённого старца, – хотя у них есть и дождь, и чёрная земля…
Всюду, где бы ни были Альма, Сирим, Жозеф и три их лошади за те несколько недель после отъезда из Вултона, всюду они видели жирную, сочную землю на дородных холмах. До Парижа они добирались тридцать дней. Проезжали поля пшеницы – ещё совсем зелёные в Англии, а во Франции, куда переправились в начале июля, уже более зрелые и золотистые. В пути они застали восхитительные грозы. И хотя Жозеф предлагал им где-нибудь укрыться, Сирим с Альмой предпочитали скакать под дождём галопом.
Несмотря на всю эту воду и щедрую землю, мимо проплывали убогие фермы с бедными крестьянами и шагали длинные колонны нищих. На каждом повороте перед ними вставал необъяснимый мир. Жозеф пускал лошадь шагом, чтобы разглядеть сидящих у придорожных канав. У него открывались глаза на то, что он давно перестал замечать.
Однажды утром, к примеру, им на глаза попались две красно-золотые кареты возле каменного моста. Чуть в стороне по травке порхали женщины. Слуги раскладывали под деревьями скатерть для пикника. Среди маков – корзины, полные припасов. Погода чудная. Дамы устраиваются полулёжа, распускают причёски. Альма с Сирим наблюдают за ними издали.
Вдруг из леса выходят три маленькие девочки: волосы грязные, слипшиеся в космы, а следом их мать, тоже в лохмотьях. Они подходят к дамам слишком близко, и те вскрикивают, закрываясь рукой. Шёпот, дрожь, сердцебиения, все в растрёпанных чувствах поднимают шляпки с травы. Одна из дам предлагает, чтобы кучер щёлкнул кнутом и отогнал их подальше, но другая милосердно бросает им оставшиеся в тарелках кости.
