– Ну, я сложил свои пожитки, – сказал он, – вместе с тобой и я отрясаю прах с ног моих за порогом этого дома!
– Но что же ты будешь делать теперь, Гармс? Право, тебе лучше было бы оставаться на старом, насиженном месте!
– Нет, нет… и не говори мне об этом… Упаси Господь Бог, я бы, пожалуй, не удержался порядком исколотить господина сенатора! Нет, здесь мне оставаться нельзя. Я уже решил, как буду проводить свое время: буду ходить в гавань и беседовать с моряками, бывавшими в Бразилии, и разузнавать через них о той стране. Затем стану изучать тот язык, на котором там говорят, и карту той страны, чтобы знать в любое время, где ты находишься, и ждать твоих писем!
– Да, ты единственный человек, которому я буду писать оттуда!
Винкельман, которому сенатор поручил на время переезда опекать своего племянника, явился в назначенный день и час, чтобы отправиться вместе с мальчиком на судно. Гармс долго держал в своей руке руку Бенно, пока, наконец, за ним не прислали от сенатора.
– Неужели вы не позволите мне, дядя, проститься с бабушкой? – спросил Бенно молящим голосом.
– Нет, это невозможно: она очень больна, я потом передам ей твой прощальный привет. Иди!
Гармс, стоявший за спиной Бенно, также простился со своим господином и товарищем детства едва приметным кивком головы:
– Я ухожу, сударь!
– Знаю, Гармс, знаю!
И дверь захлопнулась за выходившими.
– Не провожай меня до судна, Гармс, все станут впоследствии говорить об этом; господь с тобой, я напишу тебе из Англии.
– Храни тебя Бог, дитя мое! Храни тебя Бог!
Они простились еще раз и расстались. Бенно молча шел рядом со своим будущим спутником.
– Так вы намерены в Рио изучать торговое дело в торговом доме «Нидербергер и К>о»? Неужели вас так тянет в далекие страны или вы просто хотите повидать свет и людей, молодой человек? – спросил после довольно продолжительного молчания Винкельман.
Бенно отвечал уклончиво, но в душе был рад, что его спутнику, по-видимому, не было ничего известно о причинах, побудивших его отправиться в столицу Бразилии.
Вскоре они очутились уже на пристани; через несколько минут их судно должно было сняться с якоря. Следовало поспешить. Среди всеобщей суматохи и волнения наступил, наконец, этот решительный момент. Бенно забрался в свою каюту и, уронив голову на руки, предался невеселым размышлениям, тогда как Винкельман занялся размещением в стенном шкафчике всевозможных съестных припасов, затем пригласил своего молодого спутника отдать должное всем этим вкусным яствам.
– Это необходимо в пути, поверьте моей опытности: я уже третий раз совершаю путешествие через океан. Ведь, это, так сказать, моя профессия; я по поручению бразильского правительства приглашаю желающих основать немецкую колонию в Бразилии. Вот и с этим судном у меня едут туда более пятисот человек различных профессий и сословий.
Но Бенно не стал поддерживать разговора, лег на свою койку и старался заснуть.
В продолжение целых трех суток бедняга почти не слезал с койки и не говорил ни с кем: так тяжело было у него на душе.
– А долго ли продолжится наше путешествие? – спросил наконец он своего спутника.
– Недели три, четыре, а при скверной погоде и все пять!
– Ах, боже правый! Да ведь так можно умереть с тоски!
– Конечно, если вы будете продолжать валяться на своей койке! Поднимитесь на палубу, завяжите знакомство с пассажирами и увидите, что здесь вовсе не так нестерпимо скучно!
